Вермахт

2. Сражение на Волхове. Бригада Кёхлинга (17 января-31 мая 1942)

Общая обстановка на Волхове

Из-за известных русских медово ведения войны, из-за своеобразной лесной местности с непроходимыми болотами и непривычно холодной зимы сражение на Волхове очень быстро выродилось в отдельные бои малых и мелких боевых групп. Постоянная передача туда с других участков фронта отдельных батальонов и батарей скорейшим образом привела полному перемешиванию частей разных дивизий. Фронт был везде и нигде, связь с соседями и тылом пропадала на долгие сроки, не было никакой ясности общего положения. Кроме отдельных пунктов со словами про решительность, твердость, ответственность и товарищество в боевых уставах про такие условия не было сказано ничего.

Нет никакой возможности в отдельной дивизионной истории, охватывающей 5 военных лет, дать самостоятельное полноценное описание этой битвы. Однако можно подвести общий знаменатель и обозначить ту роль, которую в нем сыграли части 96-й пехотной дивизии. Усилия потери и вклад в общую победу у других, бывших рядом или вообще не упомянутых здесь соединений, никак не меньше, чем у участвовавших в сражении частей 96-й пехотной дивизии.

После отступления от Тихвина немецкое командование планировало установить фронт по общей линии реки Волхов от Новгорода-восточнее Чудово-Кириши, а затем по железной дороге Шала-Погостье-Малукса, а оттуда – к восточному фронту «бутылочного горла» у Шлиссельбурга. На этой позиции нужно было занять оборону и обеспечить прикрытие окружения Ленинграда.

Русские планировали разрушить этот фронт, нанеся главный удар через Волхов между Новгородом и Чудово в западном направлении, к железной дороге Луга-Красногвардейск, и дополнительный – на северо-запад, к Любани, чтобы там соединиться со встречным ударом на юго-запад с линии Шала-Погостье и окружить немецкие войска на Волхове. Конечной целью было деблокирование Ленинграда и разгром немецкого северного фланга.

Эта операция была только частью генерального зимнего наступления русских. В ней должны были принять участие 52-я, 59-я и 2-я ударная армии из района восточнее Волхова, а также 54-я армия, сосредоточенная северо-восточнее Погостья.

Против этих сил стояли (начиная с Новгорода): 250-я испанская дивизия, 125-я, 215-я и 61-я пехотные на Волхове, 21-я в районе Кириши, примыкающие к ней 11-я и 269-я пехотные дивизии по линии железной дороги на участке Шала-Погостье. В тяжелых боях всех указанных соединений тем или иным образом приняли участие подразделения и части 96-й пехотной дивизии.

XXXVIII армейский корпус отвечал за участок от Новгорода до южнее Кириши и на тот момент подчинялся 16-й армии, у Кириши к нему примыкал I армейский корпус, подчинявшийся 18-й армии. После прорыва границы корпусов и армий были быстро смещены на юг.

Местность между Волховом и проходящими параллельно ему шоссе и железной дорогой Новгород-Чудово представляла собой полосу местности шириной 15 км, заросшую лесом и кустарником. Западнее железной дороги начиналась просторная равнина Волховских болот, вторая по размеру заболоченность Европы после Рокитно-Припятской области. Сразу за Волховом начинался, простираясь местами до железной дороги, так называемый «Большой лес». Только отдельные выдающиеся возвышенности было видно со стороны речной низины, такие как высоты у Дымно, напротив которых на восточном берегу были высоты у Борки, или, как самая большая возвышенность, - высоты у прославленного монастыря Званка (Swanka) юго-восточнее Чудово. От Спасской Полисти, где был большой аэродром, к мосту через Волхов у Орелье шла дорога с твердым покрытием, так называемая «малая трасса» (Kleine Rollbahn), частично прямо через этот аэродром. У Слободы реку пересекала Октябрьская железная дорога, мост там был уже разрушен и частично лежал в Волхове. Так выглядел ландшафт, на котором должны были действовать солдаты-«маршировщики» (Watzmann – марширующий солдат, символ дивизии) зимой 1941-42, которая была самой лютой за последние 140 лет. Особенности местности и своеобразие боевых действий выработали особый тип немецкого солдата – «волховского бойца»!

«Большой лес» давал возможность противнику незаметно накапливать свои силы и усиленно подводить к ним тыловые службы и обозы. В тылу немецкой обороны враг оставил укрепленные лесные лагеря, которые обеспечивались средствами связи и снабжались по воздуху. С прошлого лета в западной части Волховских болот находился большой партизанский район, частично насыщенный остатками разбитой Лужской группировки противника, которая в августе пыталась в тылу марширующей на север 96-й пехотной дивизии уйти на восток.

Неприятно заметной была нехватка бункеров и оборудованных огневых точек на главном рубеже обороны, причем в начале января термометр стал показывать ниже 30 градусов мороза. Отсутствие соответствующего зимнего оснащения и обмундирования у и так потрепанных батальонов на пронизывающем восточном ветре вызывало значительные потери от обморожений. Вкапываться в землю было трудно. Толщина льда на Волхове в 1,5 м превратила его из препятствия в прямую дорогу для танков. Любое перемещение за пределами немногих больших и многих мелких далеко разбросанных опорных пунктов и узких троп снабжения и просек при глубине снежного покрова в 1,5 м было крайне затруднено.

В середине января русское наступление всей своей тяжестью обрушилось на стык 126-й и 215-й пехотных дивизий в районе Мостки. После многодневных боев противнику удалось прорваться к шоссе и создать брешь шириной в несколько километров, через которую он постоянно проводил новые силы, что, однако, затруднялось упорной обороной отдельных немецких опорных пунктов.

В районе прорыва восточнее Мостки сначала вражеская ударная группировка провела сосредоточения для продолжения своего наступления на запад. Лыжи и зимняя подвижность их транспортных средств позволяли им перемещаться независимо от дорог и населенных пунктов, мастерски и незаметно ставя лагеря и разводя костры. Привычные к зиме, русские были хорошо оснащены ватным обмундированием, валенками и меховыми шапками. Русское наступление сопровождалось максимальным холодом: метеостанция аэродрома Спасской Полисти в этот день сообщала о температуре в минус 57 градусов! На немецкой стороне иногда ежедневные потери от обморожений доходили до 10% от общей численности!

Немецкое командование ясно понимало большую опасность русского прорыва южнее «малой трассы», однако в его распоряжении были совсем небольшие резервы. Быстро на помощь 215-й дивизии был направлен 161-й разведбатальон 61-й пехотной дивизии, который вступил в бой южнее Спасской Полисти и у будки обходчика (на картах обозначалось как «BW») установил опорный пункт. 17 января на шоссе южнее Спасской Полисти появились вражеские разведдозоры. Наши самолеты-разведчики докладывали о длинных вражеских колоннах всех родов войск, марширующих из тыла противника в сторону немецкого фронта.

 

Бои усиленного II-го батальона 287-го пехотного полка

С обеих сторон от места вклинения враг перешел Волхов по ширине примерно в 30 км, однако пока еще не достиг шоссе. Без достаточных резервов возможности стабилизировать такую серьезную ситуацию не было. Среди прочих 96-я пехотная дивизия получила приказ – направить один усиленный батальон в 126-ю пехотную дивизию. Для этого был назначен II-й батальон 287-го пехотного полка, исполняющим обязанности командира которого был гауптманн Фишер, усиленный 13-й ротой и один взводом 14-й роты этого же полка. Ему была придана 9-я (лыжная) батарея 196-го артполка обер-лейтенанта Байра и один составленный из добровольцев взвод 3-й роты 196-го саперного батальона, ведомый лейтенантом Мюллером.

В тот же день, когда усиленный батальон Фишера грузился со своим тяжелым вооружением на грузовики, чтобы отправиться в 126- пехотную дивизию по маршруту Никольское-Саблино-Тосно-Любань-Чудово, его обоз вместе с 9-й (лыжной) батареей и саперным взводом Мюллера совершил марш через Тосно на Любань, куда прибыл вечером 19 января. В 48-градусный холод появились первые обморожения.

«Маршировщики» Фишера обнаружили маленькую деревню южнее Чудово, огражденную высокими стенами из снега и битком забитую обозными повозками, орудийными передками, фургонами связи, санитарными машинами и санями. На ближайших опушках леса и в низинах на прямую наводку были вставлены ПТО и гаубицы. Сгоревшие хижины, обломки машин и бомбовые воронки отмечали работу советских ночных бомбардировщиков. Вокруг села были оборудованы пулеметные гнезда, в которых сидели тыловые солдаты, оторвавшиеся от своих канцелярий, реммастерских и конюшен и взявшие в руки винтовки. Вся эта картина разительно отличалась от боевых условий в других местах – это был совершенно иной фронт!

В ходе боев 215-я пехотная дивизия была вынужден отступить на центре и на южном фланге своей полосы от Волхова и теперь пыталась зацепиться за шоссе. Ей никак не удавалось создать сплошную оборону и нащупать стык с 126-й пехотной дивизией. В руинах деревень и других пригодных местах устраивались опорные пункты, которые не имели прочной связи с соседями и попадали в окружение противником.

На северном фланге 126-й пехотной дивизии боевая группа подполковника Хендришке (из 12-й танковой дивизии) организовала некоторое количество таких опорных пунктов у и южнее Мостки. В ее составе были отдельные батальоны, батареи, противотанковые подразделения, рота танков и радиостанции из своей и чужих дивизий. Батальон Фишера (II./287) был направлен на Мостки и подчинен подполковнику Хендришке, вместе с I-м батальоном 2-го полицейско-стрелкового полка майора Панньера.

В Любино Поле был 30-ваттная радиостанция. У Спасской Полисти стояла батарея 10-см пушек, которая вела огонь по району Мостки перед позициями батальона Фишера.

Деревни на шоссе находились на песчаной дюне точно западнее ручья Полисть, который здесь протекал на север и после слияния с вытекавшей из района болот в 5 км западнее трассы речкой Глушицей севернее вышеуказанного поселка впадал в Кересть. От Мостки до берега Волхова было примерно 8 км. Любино Поле было в 1,5 км, а Мясной Бор – в 3,5 км южнее Мостки, Спасская Полисть – в 5,5 км севернее, а в 1,5 км от нее, на железной дороге стояла будка обходчика («BW»), которая вскоре приобрела для обеих сторон большое значение и печальную славу. Сама железная дорога проходила примерно в 200 м западнее Мостки, а сразу за ней простирались безмолвные леса с большими болотами и трясинами, такие так Апалевский Мох, Грядовский Мох, Михайловский Мох и другие. С другой стороны шоссе, на восток до Волхова лежал «большой лес».

Первый раз русские танки на «малой трассе» показались 20 января. 21 января за ними последовали массы вражеской пехоты. Они предпринимали ожидаемые атаки на опорные пункты на шоссе, стараясь совершить здесь запланированный прорыв. При поддержке огня артиллерии и минометов красноармейцы шли на штурм. Защитники отражали все атаки.25 января был убит командир батальона II./287, гауптманн Фишер; после него временное командование батальоном принял обер-лейтенант Портек, командир 7-й роты.

Связь с 215-й пехотной дивизией была потеряна уже с 20 января; русские перешли шоссе и железную дорогу у будки обходчика продвигались на запад. Соседние дивизии старались поддерживать между собой радиосвязь, но это удавалось редко.  Кризис достиг кульминации 22 января. Очень своевременно во второй половине дня прибыл сводный полк майора Барнера (два батальона), сформированный из обозов и канцелярий 20-й моторизованной дивизии, который был подчинен боевой группе Хендришке. После боев с переменным успехом у Земтицы, Бол. и Мал.Замошье, он перешел к обороне в заболоченном лесу западнее шоссе.

В то время как крупные силы противника планомерно продвигались на запад и северо-запад через бреши между Любино Поле и Любцы и между Мостки и Спасской Полистью, батальоны полицейской дивизии СС и 96-й пехотной дивизии стояли в Любино Поле и Мостки словно скалы среди прибоя. Наступление вражеских армий разбивалось о них. От их сопротивления зависело, сможет ли враг достичь своих далекоидущих целей, или нет.

Верховное командование, тем временем, из-за изменившейся обстановки, с целью устранения неясности в командовании войсками на месте прорыва, с 0.00 22 января подчинила их I армейскому корпусу генерала пехоту фон Бот и, соответственно, 18-й армии. К тому моменту уже было понятно, что без больших жертв и переброски новых резервов закрыть брешь и восстановить прежний фронт на Волхове не получится, и что сейчас следовало, как минимум, заблокировать прорыв в глубине и попытаться отрезать прорвавшегося врага от коммуникаций снабжения, ограничив тем самым его возможности по ведения операции в нашем тылу. Из-за этого было отменено запланированное на 20 января наступление сил, собранных под командой командира 254-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Бешнитта. Пока артиллерия и «штуки» обрабатывали участок прорыва снарядами и бомбами, очевидной целью стало восстановление путем наступления вдоль шоссе связи с батальоном II./287 в Мостки. 215-я пехотная дивизия, чей командный пункт еще оставался в Глушице, с помощью приданных частей организовала первую заградительную позицию (Riegelstellung-I) в виде линии временных опорных пунктов, занятых боевой группой подполковника Хойна (Heun), севернее «малой трассы» между Коляшка и Кузино фронтом на юг.

У Спасской Полисти была собрана боевая группа полковника Андреса (командир 484-го пехотного полка) из 4-х батальонов разных полков, артиллерии и двух танковых рот, которая должна была восстановить связь с Мостки. Понеся значительные потери, ее передовой батальон, I./380 гауптманна Херба, через будку обходчика достиг Мостки.

После соединения с Мостки наступавшие войска заняли сплошную оборону между Мостки и Спасской Полистью. Все участвовавшие в атаке батальоны растянулись один за другим вслед за авангардом. Утром 23 января половина личного состава батальон I./380 уже выбыла из строя из-за гибели, ранений или обморожений. Локтевая связь с батальоном I./287 была временно восстановлена.10-я рота 380-го полка получила задачу знать сплошную оборону между Мостки и Любино Поле, однако из-за сильного мороза рота осталась в Мостки. Узкий клин шедшего вслед за батальоном I./380 батальона I./390 гауптманна Кнехта занял длинный и неплотный фронт, слабо связанный с соседями. После сильной вражеской контратаки 24 января эта связь была потеряна. III-й батальон 380-го полка в ночь на 25 января снова потерял будку обходчика, был атакован со всех сторон, понес большие потери и своими остатками в основном отошел в Мостки, а меньшей частью – пробился в Спасскую Полисть.

Во время вылазки боевой группы Андерса враг при поддержке 3-х танков атаковал Мостки, однако был принужден к отступлению одним 3,7-см ПТО, стоявшим на деревенской улице. Батальон понес большие потери от огня противника и обморожений, поэтому с восторгом приветствовал вынужденное появление остатков батальона III./380.

Вторая попытка боевой группы Андерса смогла удержать связь только на 24 часа. После этого кольцо окружения обоих опорных пунктов закрылось. По приказу с самого верха они были объявлены «прочными местами», которые следовало удерживать до последнего человека и последнего патрона. Смысл этого приказа был в том, чтобы осложнить противнику продвижение на север и создать предпосылки для более позднего закрытия бреши между 126-й и 215-й пехотными дивизиями. Люфтваффе с первых дней занялось снабжением по воздуху, однако противник препятствовал этому, подведя многочисленные зенитки; поэтому транспортные самолеты типа Ю-52 могли сбрасывать контейнера с продовольствием и боеприпасами только с больших высот. Радиосвязь тем временем функционировала очень хорошо. Кроме проблем со снабжением, заметен был дефицит укрытий, поскольку деревня Мостки представляла собой примерно 20 развалин домов. Перевязочный пункт был оборудован самым примитивным образом. Оба батальонных врача (II./287 и III./380), доктора Бэсслер и Хопф, до изнеможения ухаживали за ранее и проводили профилактику обморожений; все операции осуществлялись без наркоза.

Боевая численность войск сократилась до двух третей от нормы. С 25 января и до деблокады было отбито минимум 20 вражеских атак силой батальона и полка с танковой поддержкой. У наших полицейских товарищей в Любино Поле было тоже самое, что и в Мостки. Полицейские стрелки по-товарищески делились с бойцами в Мостки своими боеприпасами. Инстинкт самосохранения и железная выдержка объединили защитников обоих опорных пунктов единой судьбой.

После того, как прямая связь с II-м батальоном 287-го полка пропала, гужевая колонна обер-лейтенанта Байра вместе с лыжной батареей, саперным взводом и обозом по длинному обходному маршруту боевой группы Хендришке прибыла в Бол.Замошье. 21 января она была направлена от Любани на Ручьи, а оттуда 22 января – на Финев Луг. Обмотав голову платками и прикрываясь от ледяного ветра одеялами, эти бравые «маршировщики» проделали 100 км пути за 6 дней марша. Изможденные лошади выполняли свой долг до самого конца. У Финев Луга застрявшую в яме пушку удалось вытащить только с помощью трактора. После одного дня отдыха, 24 января в 48-градусный мороз колонна достигла Кречно, примерно в 12 км западнее Мостки. Оттуда, в юго-восточном направлении через просеку, позже известную как «Эрика», она дошла до линии опорных пунктов между Мясным Бором и Любино Поле; положение противника пока еще позволяла это. 2-я ударная армия и части 52-й армии устремились потоком через разрыв между Любцы и Любино Поле; выходя из узкого горла они распространялись по огромному болотному массиву на север и северо-запад.

На южном краю этого прорыва 126-я пехотная дивизия из обозов и частей снабжения сформировала временную линию прикрытия фронтом на север, стараясь предотвратить продвижение противника. 25 января лыжная батарея Байра была переведена в Мал.Замошье и там заняла огневые позиции, подчиняясь полку Барнеру. Орудия были направлены на северо-восток, стрельба велась на дистанции в 8 км. Саперный взвод Мюллера получил задачу непосредственного охранения одного взвода пехотных орудий в Мал.Замошье, где также, вместе с батареей Байра, вошел в подчинение майору Барнеру.

В прошедшие дни боевая группа Хендришке с переменным успехом отражала натиск превосходящего противника, из-за чего ее численность снизилась. Ее результат заключался в том, что удалось перехватить вражеский удар и помешать наступлению 2-й ударной армии. Немецкое командование там способом выиграло время, необходимое для принятия мер противодействия, и, хотя самое русское наступление не было остановлено, оно находилось под контролем.

В 9.00 утра 27 января противник атаковал Мал.Замошье. Лыжная батарея, оставив на месте наблюдательный пункт, сменила позиции на Бол.Замошье; при их занятии было ранено 5 человек. Один передовой наблюдатель с радиостанцией был отправлен на Земтицы; опорный пункт там был словно волнолом, в то время как Мясной Бор и Теремец-Курляндский были потеряны. Вечером обер-лейтенант Байр отправил II-й огневой взвод, запас снарядов и обоз на Осию, где орудия также были развернуты на северо-восток. В то время как в Мал.Замошье остался один передовой наблюдатель, наблюдательный пункт был перемещен к Бол.Замошью. Батарея Байра теперь была подчинена III-му дивизиону 126-го артполка майора Люнебурга, через который было организовано правильное снабжение.

Саперный взвод лейтенанта Мюллера получил приказ – 28 января выслать один разведдозор на Земтицы с задачей проверить, кто находится в этом опорном пункте, поскольку донесения оттуда больше не приходили. Два раза саперному отделению унтер-офицера Шнайдера приходилось с боем прорываться через противника. В ходе боя особенно отличился пулеметчик, ефрейтор Кёниг, который потом был ранен.

29 января саперный взвод участвовал в деблокировании опорного пункта Земтицы и был включен в оборону на участке III-го батальона 422-го пехотного полка. В тяжелых боях 30 января взвод потерял 9 человек убитыми, в том числе особенно отличившегося унтер-офицера Кнауста, а также 13 человек ранеными (в том числе лейтенанта Мюллера). Вечером 1 февраля в строю оставалось всего 4 сапера. Храбрый взвод исполнил свой долг буквально до последнего человека.

Канониры Байра также участвовали в обороне Мал.Замошья, временами выставляя свои орудия на прямую наводку и часто берясь за винтовки и пулеметы.

 

Бригада Кёхлинга, III-й батальон 284-го пехотного полка

(Фото. Полковник Кёхлинг)

24 января уже не было никаких сомнений в том, что плотина немецкого фронта на Волхове прорвана и красный поток с огромной силой устремился через брешь у и южнее Мостки на запад, пройдя через шоссе и железную дорогу в малодоступный, но уже перемерзший район болот и лесов. Финев Луг попал в руки русских, группа Гусева, наступая без остановки в сторону Ингерманландии, уже достигла передовыми частями низины Оредежа у Нестерково, растянувшись на севере до Порошки, а на юге до района восточнее Кремено. Таким образом, враг оказался в 60 км в глубине немецкого фронта, прямо на маршруте наступления 96-й пехотной дивизии августа прошлого года. Чтобы предотвратить его дальнейшее продвижение к Луге и Ямбургу, в бой были брошены тревожные подразделения, строительные, охранные и территориальные батальоны, а также сформированные из наземных служб полевые батальоны Люфтваффе 1-го Воздушного флота.

Немецкое командование ясно понимало обязательную необходимость удержания остатков плотины, а именно Спасской Полисти на севере и Мясного Бора на юге, и находившихся между ними опорными пунктов Мостки и Любино Поле, через которые потом можно будет перекрыть разрыв фронта. Здесь находился главный пункт сражения, здесь от войск требовалось выкладываться до конца. Русские же, со своей стороны, старались расширить пролом плотины, теряя при этом возможности развития успеха своего прорыва.

III-й батальон 284-го пехотного полка (гауптманн Хирте, Hirthe) к тому моменту занимал позиции восточнее устья Тосны. 26 января он был снят с фронта и сосредоточен в Отрадное. На 27 января был отдан приказ на марш, батальон был усилен одним взводом от 13-й роты и одним взводом 14-й роты (лейтенант Глаг) своего полка. Сначала марш был совершен до Никольского; появились первые обморожения. 27 января командир 287-го пехотного полка, полковник Кёхлинг, получил приказ на формирование «бригады Кёхлинга». В качестве бригадного штаба выступила часть штаба его полка и взвод связи 284-го полка лейтенанта Добритца; начальником оперативного отдела стал гауптманн генерального штаба Биелитц (Bielitz), прибывший из штаба 18-й армии. Функции бригадного интенданта исполнял обер-цальмейстер Шиттке, бригадным врачом стал обер-врач доктор Штефан (оба из III-го батальона 284-го полка). Адъютантом был обер-лейтенант Альбрехт.

Бригада Кёхлинга была направлена в самый центр сражения у Спасской Полисти (северного краеугольного камня фронта), заняв позиции фронтом на юг и восток, а также на железнодорожной насыпи фронтом на запад в тылу 215-й пехотной дивизии. Ее задачей было провести наступление и восстановить связь с Мостки. После этого следовало закрыть оставшуюся брешь в 12 км далее на юг. Спасская Полисть была также объявлена «прочным местом» и исключена из полосы 215-й пехотной дивизии. Сама бригада Кёхлинга была напрямую подчинена командованию I армейского корпуса. Командующий группы армий «Север», генерал-полковник фон Кюхлер, тем временем, подчинил 18-й армии генерала кавалерии Линдеманна стоявший южнее XXXVIII армейский корпус, передвинув границу армии до озера Ильмень.

Командир 215-го противотанкового дивизиона, подполковник Беккер, который командовал боевой группой в Спасской Полисти, был подчинен бригаде Кёхлинга. Полковник Кёхлинг сначала собирался расширить исходный базис для наступления в сторону Мостки, для чего в первую очередь занял аэродром в Спасской Полисти.30 января он направил в атаку на юг приданный ему 377-й пехотный полк (полковник Шэппфер, Schoeppfer) из состава только что прибывшей из Франции 225-й пехотной дивизии, чтобы сбить врага с «малой трассы». 31 января боевой группе Беккера удалось занять будку обходчика, однако деблокировать Мостки не получилось, так как русские предприняли сильные контратаки с танками.

Истощение войск было особенно заметно в боях в вытянутом наподобие рукава южнее Спасской Полисти между железнодорожной насыпью и шоссе, так называемом «пальце», где сражался майор Бёме, батальонный командир из 271-го полка 93-й пехотной дивизии. Ему были подчинены солдаты нескольких разных частей, которые бросались в бой одна за другой. Вражеская артиллерия непрерывно била по их позициям, также непрерывно проводились новые атаки пехоты и танков. Огневые позиции трех зениток 8,8-см из бывшего здесь зенитного дивизиона были расстреляны, после чего возможность эффективной противотанковой обороны исчезла. Чтобы не допустить танковых атак со стороны «малой трассы», 4 февраля был взорван мост через р.Полисть в «кладбищенской роще». К этому же дню боевая группа Беккера, составленная из частей и остатков 8 разных подразделений, отбила 13 вражеских атак, поддержанных тяжелой артиллерией, бомбардировщиками и танками.

Обстановка требовала единого командования в Спасской Полисти, этом ключевой точке всего фронта, поэтому командиром боевой группы и комендантом Спасской Полисти был назначен полковник Шэппфер, командир 377-го пехотного полка.

Усиленный III-й батальон 284-го полка гауптманна Хирте был переброшен на грузовиках вечером 31 января. С окоченевшими конечностями «маршировщики» выпрыгнули из машин в Овинце. Были высланы разведдозоры; это потребовало от солдат максимальных физических усилий.

Поскольку последняя, предпринятая 31 января, попытка вдоль шоссе пробиться к Мостки была сорвана вражеской обороной, полковник Кёхлинг принял решение перенести направление наступления с шоссе в густой лес примерно в 3 км западнее железнодорожной насыпи. Для этой цели он сформировал новую боевую группу, поставив ее командиром полковника Кёппеля, командира 423-го полка 212-й пехотной дивизии. В ее состав были включены: III-й батальон 284-го пехотного полка, I-й батальон 377-го пехотного полка и III-й батальон 3-го полицейско-стрелкового полка.

Атака была назначена на 3 февраля. Операции придавалось особенное значение на самом верху. Из «Вольфшанце», штаб-квартиры фюрера, на самолете прилетел адъютант фюрера от Вермахта, генерал-майор Шмундт, который лично должен был дать последние указания полковнику Кёхлингу и батальонам у отметки 38,9. Полковник Кёппель со своим штабом и двумя другими батальонами не успел прибыть вовремя, поэтому поставленную его боевой группе задачу пришлось выполнять в одиночку батальону III./284, Он построился двумя клиньями, в голове каждого по два танка Pz.III и двинулся вперед по двум просекам. Во второй половину дня была достигнута заросшая просека от пункта 37,8 на запад. Здесь на ночь было выставлено охранение и разбит бивак в лесу; мороз был 50 градусов. В течение ночи к III./284 присоединился полковник Кёппель с двумя другими батальонами.

Гауптманн Хирте придавал особенное значение перекрестку у пункта 37,8 для прикрытия маршрута наступления и более позднего снабжения. Он приказал устроить здесь опорный пункт, названный «Пауком» (Spinne), оставив для этого два отделения из 10-й роты 284-го полка под командой унтер-офицера Фойгта (Voigt), которые были усилены одним ПТО из 14-й роты и одним танком. Дополнительное охранение ото 9-й роты было выставлено юго-западнее «Паука», однако потом Фойгт забрал его для усиления своего опорного пункта.

На рассвете 3 февраля полковник Кёппель продолжил свое наступление. Ошибочный налет «штук», к счастью не привел к тяжелым последствиям. После короткого боя на одной лесной прогалине, боевая группы вышла в районе в 2 км северо-западнее Мостки. Гауптманн Хирте получил приказ – сегодня вечером деблокировать Мостки. Сначала он выслал разведдозор с лейтенантом Бальцером. Когда тот до 21.00 не вернулся, после многократных переговоров с командиром боевой группы командование бригады передало прямой приказ из штаб-квартиры фюрера гауптманну Хирте немедленно начать наступление. До 23.30 батальон шел по следам своего разведдозора, командира которого они вскоре встретили.

Без всяких сомнений, на людей произвели большое впечатление слова, сказанные генералом Шмундтом командиру батальона при отдаче боевого приказа 2 февраля: «Сделайте все как надо, Хирте, вы сражаетесь перед глазами фюрера!» Прав был генерал Йодль, когда писал об этих критических днях зимнего сражения: «Никогда я так не удивлялся Гитлеру, как зимой 1941-42, когда он остановил дрогнувший Восточный фронт, проводя свою волю и решительность вплоть до передовых позиций.» Но это также имело и негативное влияние, когда, вмешиваясь в тактические детали, подавлялась инициатива войсковых командиров; это выходило за рамки компетенции государственного деятеля и Верховного главнокомандующего. Полковник Кёхлинг, без сомнения, сам был вполне решительным человеком. Этот эпизод также следует упомянуть в связи с тем, что впоследствии Гитлер продолжал вмешиваться в тактические действия своих частей, негативный эффект чего во время войны накапливался и повлек чрезвычайно катастрофические последствия.

Первыми, кто вошел в Мостки и подал руки защитникам были унтер-офицер Райманн и фельдфебель Грисс из 287-го полка. Без остановок батальон дошел до Мостки и той же ночью принял на себя оборону этого населенного пункта. Прежние его защитники в совершенно истощенном состоянии еще перед рассветом покинули деревню и пошли назад по маршруту боевой группы Кёппеля. 4 февраля батальон Панньера в Любино Поле был сменен полицейско-стрелковым батальоном гауптманна Форстройтера. I-й батальон 377-го полка вместе с командным пунктом полковника Кёппеля занял круговую оборону-«ёж» в лесном лагере западнее железнодорожной насыпи. Боевая группа Кёппеля выполнила свою первую боевую задачу.

Небольшими группками и по одиночке прежние защитники отходили к «Пауку», тогда как полицейские стрелки заняли дорогу через параллельно идущую просеку. Огромна была их радость, что они снова дошли до немецких линий, но комендант опорного пункта подбавил дегтя им в мед, когда сообщил, что следующего немецкого рубежа нужно пройти еще 5 км по частично занятому врагом лесу. Словно из времен отступления разбитой армии Наполеона из России, покачиваясь, шли оборванные, грязные, бородатые и завшивленные фигуры, опираясь на палки и с лаптями на ногах. В Овинце солдаты из II-го батальона 287-го полка по-товарищески были встречены обозом III-го батальона 284-го полка. При этом случилась еще одна трагическая потеря, когда бомба со «швейной машинки» попала прямо в избу, в которой глубоко спали после своего счастливого и долгожданного спасения солдаты 287-го полка. Этот батальон потерял убитыми многих товарищей, включая командира батальона гауптманна Фишера и командира 5-й роты обер-лейтенанта Риттера. Он был удостоен особой благодарности командующего армии, командира корпуса, а также упомянут в дневном приказе командира дивизии генерала Шеде (Schede) после возвращения в ее состав.

В эти два дня опорный пункт «Паук» уже отбивал первые вражеские атаки. К сожалению, танк уехал на другое задание. Гарнизон насчитывал примерно 25 человек, который (кроме расчета ПТО) помещался в единственной финской палатке. В 2 км севернее пункта 37,8 на перекрестке просек был устроен опорный пункт полицейско-стрелкового батальона, вооруженный 2-см зенитками. Их выстрелы были верным признаком того, что у защитников «Паука» есть соседи. Шумные звуки боя иногда доносились с примерно в 2 км восточнее сражающегося фронта у Спасской Полисти.

После того, как 4 февраля колонна снабжения на санях под прикрытием танков достигла батальонов боевой группы Кёппеля, 7 февраля повторная колонна снабжения попала на быстро установленное вражеское минное поле южнее «Паука» и была атакована. Понеся потери убитыми, она отвернула обратно. Теперь полностью окруженная боевая группа Кёппеля могла снабжаться только по воздуху. «Паук» был отрезан и только через 3 дня до него добрался санный конвой в сопровождении танков. Русские тем временем перекрыли своим опорным пунктом в 200-250 м от отм.37,8 просеку, которая шла от «Паука» на юго-восток к отм.37,9, примерно в 1,5 км северо-западнее будки обходчика. Отсюда неприятель предпринимал постоянные атаки против «Паука» и маршрута севернее до опорного пункта полицейской дивизии СС. Полковник Кёхлинг лично получил доклад обстановки на «Пауке», когда доехал до него с двумя танками, и отдал приказ о немедленной доставке туда второго ПТО (правда, без расчета).

Враг наращивал свои усилия, стараясь уничтожить опорный пункт. В одной рукопашной схватке командир русской операции, один младший лейтенант, через снег подобрался на 15 м до финской палатки, когда был убит. Гарнизон опорного пункта пошел в контратаку и уничтожил основную массу бегущего противника, захватив при этом 25 пар лыж одного азиатского лыжного батальона. Ефрейтор Грёше (14-я рота 284-го полка) в качестве командира расчета ПТО оказывал превосходную поддержку гарнизону опорного пункта. Однако он ничего не мог сделать со своей 3,7-см пушкой, когда примерно в 2 км юго-западнее показалась хорошо видна подходящая колонна из примерно 50 повозок с танковым сопровождением.

Противник у Любино Поле и Мостки усиливал интенсивность своих атак. Но солдаты здесь знали свою задачу обороны и при крайне неблагоприятных условиях выполняли ее, сражаясь до последнего. Окруженные крупными вражескими силами, под постоянным огнем тяжелого вооружения и артиллерии, при ночных бомбардировках, батальоны сидели в перекрытых бревнами подвалах и щелях, если вообще не на открытых полевых позициях, при температуре в среднем минус 45 градусов и ледяном ветре.

С некоторым удивлением солдаты сухопутных сил обнаружили, что их товарищи из СС и полиции, которые из-за своеобразия организации вооруженных сил Третьего Рейха подчинялись рейхсфюреру СС и снабжались лучше за счет сухопутчиков, были лучше одеты и лучшее вооружены. Однако это не оказало никакого влияния на их фронтовое товарищество.

Снабжение по воздуху было очень затруднено, из-за сильной ПВО транспортные самолеты не могли опускаться слишком низко и сбрасывали бомбы снабжения с больших высот на узкий целевой район. Их часто относило ветром в сторону, они падали у противника или на ничейной полосе, откуда их приходилось вытаскивать штурмовыми группами. Был отдан приказ на строжайшее распределение рационов. Недостаток теплой еды стал быстро заметен. Согреться можно было только ночью, так как малейший дымок вызывал на себя жесточайший огонь артиллерии, поэтому народ целый день сидел в лютый мороз и получал обморожения третьей степени. За первую неделю боев III-й батальон 284-го полка из-за огня противника и морозов потерял около 100 человек убитыми, ранеными и заболевшими, т.е. четверть своего боевого состава. Перемещение посыльных, да и любое другое движение, днем было невозможно. Огневые налеты, атаки и пропаганда, склонявшая к сдаче в плен, сменяли друг друга.

План русских прорваться к Ямбургу был сорван на заслоне Любино Поле-Мостки и оплотах Земтицы на юге и Спасская Полисть на севере. Из-за этого русское командование вынуждено было изменить свои оперативные планы. Поскольку два узких участка прорыва южнее и севернее боевой группы Кёппеля не были достаточно широки для большой операции, поэтому сначала нужно было овладеть Чудово. Прежний план – ударом у Еглино выйти на перекресток железных дорог Чудово-Ямбург и Новгород-Ленинград, был отменен. Новый удар был направлен на северо-восток, на шоссе Чудово-Ленинград в районе Любани. Целью Любанского наступления было соединение с наступавшей с северо-востока из вклинения у Погостья русской 54-й армией.

Батальон Хирте не мог предотвратить того, чтобы на помощь вражеской группировке Гусева прибыла резервная группировка Привалова, которая в плотном маршевом порядке днем и ночью шла через трассу перед его глазами. Уже в первый день гауптманн Хирте заметил, что на любые задержки своего наступления враг отвечает крайне мощным огнем артиллерии, и даже большого расхода боеприпасов не хватает, чтобы сдерживать его атаки. Удары «штук» тоже ничего не меняли в положении противника.

Особенно тяжело шли бои у Спасской Полисти, прежде всего 6 февраля, когда был полностью разбит II-й батальон 377-го полка. Бригада Кёхлинга в этой связи 7 февраля получила телефонограмму от командира корпуса, в которой он выражал благодарность за прошлые заслуги и уверенность в будущем. Ставилась задача долговременной обороны Любино Поле и Спасской Полисти, планировалась ротация войск, подвод снабжения и прочие меры поддержки. Полковник Кёхлинг передал благодарность своим храбрым войскам и, кроме того, отдал приказ контролировать плохо прикрытие разрывы между опорными пунктами действиями боеспособных разведдозоров.

В образцовом взаимодействии всех родов войск у Спасской Полисти родилось боевое содружество, которое могло с блеском вести оборону, несмотря на тяжелые потери, опираясь, в первую очередь, на превосходные командирские качества своего коменданта. 8-9 февраля противник с юга и юго-востока атаковал вдоль линии железной дороги, а 10-го – со всех сторон. После подрыва моста через Полисть танковые атаки противника прекратились. Налет «штук» дал защитникам вздохнуть свободнее. В ночь на 12-е враг силами 100 человек вклинился в Спасскую Полисть и был уничтожен контрударом.

Фронт соседней с севера 215-й пехотной дивизии тем временем был отведен до русла ручья Полисть вблизи шоссе, поэтому обозам в Овинце, на участке полковника Хойна, под командой одного гауптфельфебеля пришлось взяться за винтовки. После переброски обоза III-го батальона 284-го полка в Трегубово противник начал свои атаки и там тоже. «Минеральный курорт Трегубово» перестал быть таковым, поэтому обоз был отравлен еще дальше, в Чудово. Из-за этого коммуникации снабжения чрезвычайно растянулись.

Положение защитников Мостки становилось все серьезнее, особенно из-за потерь и осложнения снабжения. Например, 11 февраля в 9-ю роту 284-го полка, которая на тот момент насчитывала 44 человека, было выдано: 3 батона хлеба, 6 кулечков конфет, 2 пакета кексов, 6 плиток «шока-кола», 61 сигарета, 1 упаковка сала, 6 порций неприкосновенного запаса, 1 банка гороховых консервов, 1 пакет сахара и 1 пакет с чаем. Велики были потери в вооружении, особенно тяжелом. Последний офицер, командир 11-й роты, всегда выживавший лейтенант Моргенштерн, был убит. Кучка защитников постоянно сокращалась. Похоже дела обстояли и в Любино Поле, а также у I-го батальона 377-го полка.

Несколько раз полковник Кёппель по радио просил дать добро на оставление опорных пунктов, которые было тяжело оборонять. Бригадный адъютант, обер-лейтенант Альбрехт, который для этой цели прорвался на танке по шоссе, лично объяснил ему важность приказа удержания позиций. Полковник Кёппель тяжело воспринял этот приказ и ответственность за вверенных ему людей и конфликт его совести привел 11 февраля к отдаче приказа на отход. Для старого офицера это не было легким решением, но он думал, что большие потери и проблемы со снабжением не позволяют больше оборонять опорные пункты и нести ответственность за людей. Самовольность этого приказа стала понятна батальонным командирам только после их отхода и прибытия к позиции «ежа», где был штаб боевой группы.

Сначала отступил батальон Беккера, затем, с наступлением темноты, батальон Хирте. Все нетранспортабельное вооружение было по тихому уничтожено, все раненые были взяты с собой. В 2.00 ночи на 12 февраля батальон Хирте вышел к командному пункту боевой группы, где был назначен замыкающим в порядке марша. После многократных предложений гауптманна Хирте, его батальон пошел по отдельному следу, чтобы запутать противника и не дать ему утром совершить атаку. Еще в первой половине дня он обогнал батальон Беккера и шедший следом за ним штаб боевой группы вместе с I-м батальоном 377-го полка.

Примерно в середине дня III-й батальон 3-го полицейско-стрелкового полка наткнулся на широко растянутый лесной лагерь дальневосточной 374-й стрелковой дивизии вблизи пункта 37,9 на идущей в северо-западном направлении просеке, по которой шло снабжение 2-й ударной армии. Со всех сторон началась стрельба, появились потери. Чтобы избежать полного уничтожения нужно было пойти на прорыв прямо через лесной лагерь и атакующего со всех сторон противника. Не обращая внимания на постоянно поступающие, часто противоречащие друг другу, приказы, командир батальон сохранил ясную голову и под свою ответственность отдал приказ атаковать. Разгорелся часовой ожесточенный бой. В голове превосходным образом прокладывала путь 10-я рота 284-го полка лейтенанта Рупрехта. Отличились фельдфебель Грисс, унтер-офицер Райманн и обер-фельдфебель фанен-юнкер Кремерс. Таким образом боевой группе Кёппеля удалось избежать окружения и уничтожения. Один попавший в плен младший лейтенант подтвердил, что эти войска не так давно прибыли из Азии, а сам он родом из Владивостока на Японском море. Люфтваффе все дорогу обеспечивали снабжение боевой группы Кёппеля с воздуха.

Чрезвычайно сложно в ходе этого боя обстояло дело с эвакуацией и транспортировкой лежачих раненых. Об этом особенно заботились командир батальона, адъютант лейтенант Цванциг, и ассистент-врач доктор Кюне. Поставленная задача была выполнена без каких-либо исключений.

На опорный пункт «Паук» к тому моменту прибыли еще не полностью выздоровевший лейтенант Фразер, 14-я рота 284-го полка и остатки III-го батальона 271-го полка в составе двух «рот» (всего 18 человек). После потери деревень на шоссе этот опорный пункт обрел особенное значение для фронта у Спасской Полисти. Он должен был держать связь с боевой группой Кёппеля и должен был стать исходным базисом для наступления в дальнейшем. Еще в процессе ознакомления и распределения прибывшего подкрепления на этот опорный пункт прибыл приказ из штаба бригады, согласно которому ожидалось прибытие из Мостки разведдозора унтер-офицера Райманна из 10й роты 284-го полка. Когда унтер-офицер Фойгт заметил передвижения в стороне противника на старой просеке снабжения, он предусмотрительно приказа своему взводу занять позиции. Это были передовые части боевой группы Кёппеля, однако долгое время не было понятно, друг это или враг, пока унтер-офицер Райманн не приблизился на расстояние окрика. Гарнизон опорного пункта немало был удивлен, когда вместо ожидавшегося разведдозора перед ним появилась боевая группа Кёппеля в полном составе. В полном истощении люди полковника Кёппеля валились с ног, а отставшие подтягивались еще поздно ночью. I-й батальон 377-го полка после этого был направлен к боевой группе Шэппфера в Спасскую Полисть.

Из-за своего самовольного решения вопреки приказу фюрера, полковник Кёппель был отдан под суд, но три военных суда признали правильность решения этого испытанного волховского командира и все обошлось без последствий для его офицерской чести. При столь драматических обстоятельствах 13 февраля командование над боевой группой принял очень энергичный майор Бёме из 271-го пехотного полка.

Полицейско-стрелковый батальон занял оборону у опорного пункта фронтом на запад, а III-й батальон Хирте – на восток.

III-й батальон 284-го полка состоял из 10-й роты лейтенанта Рупрехта со взводами Фойгта (I-й) и Виттковски (II-й) и одной смешанной роты под командой обер-фельдфебеля Кремерса, в которую входили в том числе солдаты из чужих частей. В 12-й роте лейтенанта Юнгера оставался только один тяжелый пулемет, также из 14-й роты лейтенанта Глага были переданы два ПТО. Кроме этих офицеров, командира и адъютанта батальона, все остальные офицеры были убиты, ранены или больны. С фронта у Спасской Полисти в батальон был передан один взвод легких пехотных орудий, его офицер был убит в ходе последующих боев. 11-я пехотная дивизия прислала несколько солдат, собранных из обозов и тыловых служб – доказательство «скудости и убогости», до которой пришлось дойти. Вот этой сборной командой боевой группе Бёме в ближайшее время и пришлось вести новые бои.

Бои у Спасской Полисти и в «пальце» все время шли с постоянной ожесточенностью. Не менее 20 различных батальонов (или того, что так обозначалось) было брошено в эти бои. В составе бригады Кёхлинга сражались подразделения из 11-й, 58-й, 61-й, 93-й, 96-й, 121-й, 212-й, 215-й, 223-й, 225-й, 254-й пехотных дивизий, полицейской дивизии СС, 5-й горной, 20-й моторизованной и 12-й танковой, при поддержке частей РГК, частей одной зенитной дивизии, а также Люфтваффе. Эта кажущаяся столь внушительной мощь в основном представляла собой остатки, руководимые отдельными офицера или фельдфебелями. Артиллерией поддержки, в т.ч. среднего и тяжелого калибра, командовал полковник Коске из 215-го артполка.

Изредка полковнику Шэппферу звонили прямо из штаб-квартиры фюрера. Когда он сообщил о необходимости получения полнокровного батальона в течение 5 дней, ему на следующий день прислали батальон из шумных отпускников, которые без разбора были сняты с отпускных эшелонов. Ужасны были мысли этих людей, которые были уже почти дома и тут вдруг оказались брошены в неслыханно тяжелые бои, причем под командой с чужими офицерами и рядом с чужими товарищами. Еще один пример «лихорадочной работы» этой зимней войны.

15 февраля энергичный и заслуживший самую высокую оценку за успешную оборону на этом ключевом пункте сражения полковник Кёхлинг был ранен, а 287-й пехотный полк потерял своего прославленного командира, который возглавлял его с самого момента формирования и подготовки. Бригаду принял полковник Хиппель, который вскоре погиб, а после этого все соединение было расформировано. Командование над боевой группой Шэппфера приняла 61-я пехотная дивизия (генерал-лейтенант Хеникке). В те дни также погиб и старший врач доктор Штефан, который очень много сделал для ухода за ранеными.

В Спасской Полисти храбрый III-й батальон 284-го полка оставался до 22 апреля. Его силы медленно таяли, никаких больших пополнений не было. Борьба с неудобствами русской зимы, сильные вражеские обстрелы (в том числе впервые из залповых установок, которые были названы «сталинскими органами»), отражение атак превосходящих сил противника, контратаки с ограниченными целями, разведка с негах и болотах – все это было ежедневной жизнью бывших здесь войск.

Офицеры, унтер-офицеры и рядовые батальона Хирте прекрасно себя проявили: лейтенант Рупрехт как командир 10-й роты, лейтенант Цванциг – как батальонный адъютант, лейтенант Глаг – как командир взвода ПТО, обер-фельдфебель Кремерс – как командир своего сводного отряда. В 10-й роте неустанно трудился командир разведдозора унтер-офицер Райманн, поставляя ценные сведения о противнике; унтер-офицер Кун с обмотанной окровавленным бинтом головой и обер-ефрейтор Краузе отражали вражеские атаки пулеметным огнем. Фанен-юнкер обер-фельдфебель Виттковски со своей штурмовой группой из 20 человек уничтожил гораздо более многочисленный русский опорный пункт, при этом особенно хорошо отличившийся ефрейтор Мус погиб возле своего пулемета. Все это только отдельные имена, которые можно выделить среди всех других храбрых бойцов III-го батальона у Спасской Полисти.

Пять раз переносившееся из-за плохой погоды большое наступление началось 15 марта. III-й батальон 284-го полка при поддержке артиллерии участвовал в нем, проведя атаку с ограниченной целью по ходу просеки на юго-восток. «Штуки» обработали вражеский опорный пункт в 200-250 м от «Паука». После сигнала ракетой командир эскадрильи провел ложный заход. Взаимодействие между авиацией и пехотой было прекрасным. После окончания бомбардировки, когда «штуки» с чудовищным воем шли в пике, имитируя новый заход, «маршировщики» и полицейские стрелки выпрыгнули из своих окопов и взяли опорный пункт штурмом. Боевой состав III-го батальона 284-го насчитывал всего 70 штыков. Из-за нехватки сил, командир и адъютант батальона, как и другие солдаты, по ночам заступали на посты.

В результате медленно продвигавшегося наступления полицейской дивизии СС, поддержанного боевой группой Каттнера у Спасской Полисти, была создана сплошная линия фронта. Для этой цели бригада Шайдиза приняла фланговое охранение полицейской дивизии СС. После временного подчинения полицейской дивизии СС батальон Хирте, несмотря на запланированный вывод с фронта и новые благодарности со стороны генерала Хеникке, снова был введен в бой на уровне поперечной просеки в 1 км юго-западнее отм.37,8.

Предвидя будущее таяние снега, гауптманн Хирте озаботился строительством подкрепленных деревянной основой прочных бункеров и огневых точек. Линия обороны была опутана проволокой и укреплена минами. Соседом батальона справа был один тревожный батальон из 11-й пехотной дивизии, соседом слева – батальон из 20-й моторизованной дивизии. Командиром этой боевой группой был один подполковник с орденом «Пур-ла-Мерит» за Первую Мировую войну, который со своей стороны подчинялся бригаде Шайдиза.

В конце марта оттепель сменялась морозами, дороги и просеки утопали в воде, снабжение было затруднено, хотя доставка в войска продовольствия и зимнего обмундирования была регулярной и обильной. Валенки уже можно было менять на кожаные и резиновые сапоги. 28 марта в батальоне было 58 человек боевого состава, включая офицеров. Один день отдыха был проведен в «лагере генерала Хеникке». За два месяца боев на Волхове 175 человек получили обморожения 3-й степени, 30 из них до 30 апреля скончались.

В апреле III-й батальон 284-го полка продолжал оставаться на северо-восточном углу Волховского котла в подчинении генерал-майора Хюхнера, нового командира 61-й пехотной дивизии.

21 апреля при отражении вражеской атаки гауптманн Хирте был ранен. По дороге на главный перевязочный пункт он завернул к генералу пехоты фон Бот (I армейский корпус) для доклада и добился от него окончательного вывода остатков его батальона и направления их в свой полк на рубеж р.Нева. Из 400 человек первоначального боевого состава назад вернулось всего 2 офицера и17 унтер-офицеров и рядовых. 3 Немецких креста в золоте (Хирте, Рупрехт и Цванциг), 8 Железных крестов I класса и более 100 Железных крестов II класса были выражением крайней благодарности храбрым войскам. В боевом отчете было отмечено, что такие результаты батальона не были бы возможны без самопожертвенной работы обоза, который обеспечивал снабжение войск, не взирая на сложные условия местности и погоды.

 

9-я батарея 196-го артполка на южной окраине Волховского котла

В то время как три пехотных батальона 96-й дивизии вели ожесточенные оборонительные бои в северо-восточном углу Волховского котла, на его южном фасе у Осии находилась 9-я (лыжная) батарея196-го артполка, приданная III-му дивизиону 126-го артполка. В ночь на 6 февраля противник атаковал деревни Бол. и Мал.Замошье, причем ему удалось занять первые дома в Мал.Замошье. Однако враг был выбит отсюда контрударом частей 426-го пехотного полка. В этот день гражданское население было выселено из Осии, I-й огневой взвод батареи Байра был перемещен туда и было потеряно 3-е орудие. Вечером 7 февраля из 20-й моторизованной дивизии в Осию прибыл один смешанный батальон, который совместно с легионом СС «Фландрия» провел контратаку на Бол.Замошье. Несмотря на мощную артподготовку, противник оказал ожесточенное сопротивление, поэтому запланированное деблокирование Мал.Замошья не состоялось. Из посланного туда батальона в Мал.Замошье смогли пробиться только 30 человек, а остальные 80 отошли от Мал.Замошья к Бол.Замошью (в т.ч. и передовой наблюдатель из 9-й батареи). Вечером 10 февраля в Осию вошли испанцы из 262-го полка, которым около 23.00 12 февраля удалось пробиться в Мал.Замошье. С их сопровождением окруженный гарнизон 13 февраля покинул Мал.Замошье, однако гауптманн Амброзиус с ранеными снова попал в окружение.

В ходе перегруппировки 16 февраля 9-я батарея получила новый сектор обстрела западнее Бол.Замошья, она должна была оказывать артиллерийскую поддержку легиону СС «Фландрия». Уже 17 февраля фламандские легионеры вместе с лейтенантом Брауне и двумя радистами 9-й батареи предприняли штурмовую вылазку для разведки вражеских огневых позиций. Эта задача, однако, была выполнена 18 февраля вахмистром Опитцом (Opitz), передовым наблюдателем в полевом карауле в 3 км западнее Бол.Замошье. 19 февраля огнем артиллерии была отражена атака противника на Бол.Замошье; после этого деревня до 20 февраля находилась под огнем вражеской артиллерии.

После повышенной боевой готовности по тревоге в ночь на 27 февраля, в этот же день батарея была выведена из подчинения III-го дивизиона 126-го артполка. Она приняла славное участие в обороне 126-й пехотной дивизии; только до 19 февраля с ее помощью было отбито свыше 100 больших вражеских атак. 28 февраля батарея перешла на новые огневые позиции у Горенки, на железнодорожной линии Новгород-Ленинград, где ее орудия были нацелены на северо-восток. В 2 км перед ними был оборудован новый наблюдательный пункт. Отсюда батарея обеспечивала артиллерийскую поддержку добровольцам «голубой дивизии» и легиона СС «Нидерланды».

 

Дальнейший ход сражения в котле

Перед тем, как описать бои солдат 287-го полка в Волховском котле, еще раз бросим взор на общую картину сражения. Во всех его отдельных фазах принимали участие подразделения 96-й пехотной дивизии.

В середине января русские через Волхов прорвали фронт между Спасской Полистью и Мясным Бором; пробитая брешь была узкой до 11 февраля из-за державшихся бастионов у Мостки (батальоны II./287 и III./284) и Любино Поле. Хотя русским и удалось отодвинуть фронт с Волхова до шоссе, защитники из последних сил держались за шоссе, опираясь на Спасскую Полисть на севере и Мясной Бор на юге. Все это время тыловые коммуникации противника были недостаточными, и это связывало ему руки.

2-я ударная армия в середине февраля предприняла удар на север против трассы Чудово-Любань с целью соединения с 54-й армией, которая наступала на юг на Любань через железную дорогу Шала-Погостье. Успех русских означал разгром всего немецкого фронта на Волхове. Используя последние силы, 18-й армии удалось предотвратить соединение двух русских армий. Удар на Любань с юга не дошел до города всего несколько километров и был перехвачен сводными группами и тревожными подразделениями.

Генерал Линдеманн сначала хотел плотно окружить котел, а затем начать его сжатие. На северном фронте заслон в «рукаве» обеспечивали среди прочих III-й и I-й батальоны 287-го полка, на юге продвижение к Новгороду было остановлено на заслоне, в котором участвовали 9-я батарея 196-го артполка и саперный взвод Мюллера. На западном фронте котла подразделений 96-й пехотной дивизии не было.

Во второй полов не марта брешь между Спасской Полистью и Мясным Бором снова была закрыта в ходе наступления (участвовал III-й батальон 287-го полка); снабжение противника через просеку «Эрика» было перерезано. Русским удалось, сосредоточив большие силы, пробить узкую брешь на просеке «Фридрих» и удерживать ее до конца мая, однако общей ситуации это не изменило.

В безвыходном положении генерал Власов принял от генерала Клыкова в апреле командование в котле, который затем был связан с его именем. Его путь оттуда привел в плен, а затем к ограниченному командованию над сражавшимися на немецкой стороне русскими добровольческими соединениями, и в конце – к виселице в Москве в 1946 году.

В течение апреля и мая котел постепенно сокращался, и после ожесточенных боев в «джунглях» болотных лесов окончательно разгромлен, однако подразделения 96-й пехотной дивизии в этом не участвовали. В последние дни июня сражение в Волховском котле было завершено.

 

I-й и III-й батальоны 287-го пехотного полка в Волховском котле

17 февраля I-й и III-й батальоны, а также части 13-й и 14-й рот 287-го полка были отозваны с фронта на Неве и направлены на участок I армейского корпуса на Волховский фронт. Они были подчинены 254-й пехотной дивизии (генерал-лейтенант Бешнитт). Русские сильно нажимали против дороги Чудово-Любань. Батальоны стали частью сборных сил, задачей которых был перехват вражеских авангардов, их отбрасывание назад, деблокирование наших окруженных опорных пунктов и после этого – формирование кольца окружения.

Район действий бойцов 287-го полка лежал в лесном массиве юго-западнее Чудово у Сенной Керести и Глушицы. Уже 19 февраля во время атаки на первую названную деревню погиб командир I-го батальона, обер-лейтенант Лангенбек; обер-лейтенант Эрихсон и лейтенант Фангер были ранены. С 23 февраля до 1 марта I-й батальон занимал примитивную позицию круговой обороны-«ёж». III-й батальон смог в ходе атаки деблокировать опорный пункт «Кольберг», где 10-я рота спасла 176 раненых, которые дожидались своей эвакуации. Обер-лейтенант Лоренц отмечал ужасы боев и стойкость своих людей.

В первые дни марта оба батальона перешли в один лесной лагерь, затем были размещены на ручье Глушица на восточном фронте котла и участвовали в окружении русских. Снова были отражены новые русские атаки. Суровая зима, тяжелая работа по строительству укреплений, а также огонь противника предъявляли войскам самые высокие требования. На Глушицких позициях III-й батальон был справа, а I-й батальон – слева.

Бойцы 287-го полка оставались на периметре окружения до конца апреля. После тяжелой зимы они пережили оттепель, в середине апреля наступила распутица со всеми своими прелестями. К прославленному дорожному щиту «Здесь начинается задница мира» добавить особенно нечего.

В начале мая I-й батальон 287-го полка был снят со своего участка и брошен в контратаку на вклинение русских западнее Мостки. Эти бои шли до середины мая, в их ходе 3 мая был ранен командир 3-й роты лейтенант Мёрдер, а 12 мая погиб его преемник – лейтенант Маттес.

Оба батальона в этих боях весьма сократились, 27 мая были сняты с фронта и направлены в свою дивизию к «Погостьинскому мешку». Достаточного пополнения для восстановления батальонов не было, поэтому они, как и в других полках, были сведены в один I-й батальон 287-го полка. III-й батальон так не был восстановлен в ходе всей оставшейся войны.

Когда генерал Линдеманн, командующий 18-й армии, 28 июня выражал солдатам своей армии в дневном приказе благодарность, это в полной мере касалось и «маршировщиков», которые честно выполнили свой долг в ходе этого сражения.

«…Ваша храбрость и выдержка в течение пяти с половиной месяцев кровопролитных боев в самых тяжелых условиях полностью сорвали все планы противника по деблокированию Ленинграда.»

Его благодарность относилась не только к солдатам боевых частей, но и к обозам и тыловым службам, которые, помимо выполнения задач снабжения, часто также брались за оружие, а также к врачам и санитарам.

Враг потерял в котле свыше 130 000 человек, было захвачено 649 орудий, примерно столько же минометов, уничтожен 171, захвачено много другого вооружения.

Далее генерал продолжает:

«Солдаты сухопутных сил, Люфтваффе и Ваффен-СС, испанцы, нидерландцы и фламандцы. Вы можете гордиться одержанной победой! Вы показали свое превосходство не только над советскими массами, но и над зимней ледяной стужей и весенней непролазной грязью. Родина будет вечно благодарна вам за вашу самопожертвенность. Ваши свершения не будут забыты в истории Германии!

Сегодня я говорю спасибо командирам корпусов и дивизий, всем офицерам, унтер-офицерам и рядовым армии!

Самые лучшие наши пожелания раненым. Мы склоняем свои знамена в гордой скорби перед погибшими!

Новые дела ждут вас! Я уверен, что мы с ними справимся.

Генерал кавалерии Линдеманн»