Вермахт

12 февраля 1942

В этот день авангарды 2-й ударной армии достигли н.п.Новинка в 80 км северо-западнее своего места вклинения на Волхове, полюса, противоположного от Ямно. С 13 января прошло 30 дней. Всего в 30 км севернее Новинки лежал Пушкин, до Вырицы было 20 км. Еще в 20 км северо-западнее была Сиверская с командным пунктом 18-й армии в Дружноселье. Она осталась там еще два года, до 23 января 1944. За две недели до этого произошла смена командующих армии: генерал-полковник фон Кюхлер возглавил группу армий «Север», а генерал кавалерии Линдеманн – 18-ю армию. Его начальником штаба с 29.1.42 стал полковник генерального штаба (потом – генерал-майор) Вэгер (Waeger). Начальником оперативного отдела, как и прежде, остался барон фон Штрахвиц, который с 1 января 1942 был произведен в полковники генерального штаба. В начале июня, еще в ходе Волховского сражения, его преемником стал полковник генерального штаба Фэртш (Foertsch) (потом – начальник штаба у генерал-полковника Линдеманна).

А что было «там»? 2-ю ударную армию часто называют «Власовской». Но к описываемой дате это неверно. Генерал-майор Власов на тот момент командовал 20-й армией западнее Москвы под началом у Жукова. Он был в самом центре и проводил решительные операции. Власова называли «спасителем Москвы», Сталин лично вручил ему Орден Красного Знамени и произвел его в генерал-лейтенанты. Поскольку командующий Северо-Западного фронта, Мерецков, был в опале, 6 марта Сталин лично назначил Власов заместителем командующего СЗФ и командующим 2-й ударной армии. Тремя днями позже Власов, Ворошилов, Маленков и командующий ВВС Красной Армии Новиков прибыли в Малую Вишеру на командный пункт Мерецкова. 19 марта, в день первого закрытия котла, Власов принял командование армией и 21 марта вылетел в котел. Только с этого момента можно вести речь о «Власовской армии».

Хотя в советской военной литературе и присутствует понятие «Волховский фронт», по нему не хватает подробностей и имен. Очень коротко написано в «Истории Отечественной войны»:

«Чтобы облегчить положение Ленинграда, в декабре 1941 было сформировано командование Волховского фронта, которое зимой и весной 1942 своими активными действиями отвлекло значительную часть вражеских сил от Ленинграда.»

Власова как будто не было, Мерецкова тоже. Власова как будто не было и под Москвой. Его просто стерли из военной истории.

Вернемся к 12 февраля – 30-му дню Волховского сражения, когда противник все еще диктовал свои условия. Наконец-то его с самого начала предпринимаемые усилия по полному захвату шоссе между Спасской Полистью и Любцы, принесли сегодня свои плоды: Мостки и Любино Поле пали!

Чтобы понять, как это случилось, нужно опять вернуться к этим «прочным местам». Когда последние смененные части уходили маршем в тыл, 5 февраля опорный пункт «Паук» (Spinne) подвергся первой вражеской атаке. Здесь находились всего два отделения 10-й роты 284-го полка с унтер-офицером Фойгтом во главе и одной ПТО 14-й роты. 4 февраля одна колонна снабжения с танковым сопровождением дошла до батальонов боевой группы Кёппеля. Эта колонна 7 февраля южнее «Паука» напоролась на минное поле противника, подверглась мощной атаке, и, понеся потери убитыми и ранеными, вынуждена была вернуться.

В 1400 метрах севернее «Паука» был опорный пункт «Эрбе» (Erbe) (или «SS-Pol.») III-го батальона 3-го полицейско-стрелкового полка. Командир батальона, гауптманн Шрайбер, у к тому моменту был уже ранен, и батальон был принят гауптманном Клеебаумом.

4 февраля русские стали сооружать свой опорный пункт в 250 м южнее «Паука». Отсюда враг все время осуществлял атаки, с 5 февраля – также и против опорного пункта полицейской дивизии. 6 февраля разгорелись особенно ожесточенные бои у Спасской Полисти, которая лежала всего в нескольких километрах. В этих боях II-й батальон 377-го пехотного полка понес очень большие потери. Противник продолжал усиливаться и атаковать Спасскую Полисть и опорные пункты. В одной радиограмме в бригаду Кёхлинга командир корпуса выражал свою благодарность защитникам и напоминал, одновременно, про их задачу – обязательно держаться.

Параллельно с усилиями по устранению опорных пунктов «Паук» и «Эрбе», враг усиливал свои атаки на Мостки и Любино Поле. Про условия там мы уже сказали. От их защитников, бойцов III-го батальона 284-го полка, требовалась крайняя степень отдачи. Атаки на пункты снабжения шли со всех сторон. Унтер-офицер Хайнрих Шмаль из штаба III-го батальона 3-го полицейско-стрелкового полка, описывает выразительную картину обстановки и боев у одного из таких пунктов снабжения:

«Был кошмарно холодный февраль 1942.

Наш штаб батальона вместе с полковым командным пунктов одного полка Вермахта и небольшой частью пулеметной роты организовали маленький опорный пункт прямо на маршруте снабжения.

Как же выглядел тогда этот опорный пункт? В снегу, доходящем до пояса и груди, мы с огромными усилиями выкопали ямы. Наш лагерь состоял из веток деревьев и палаток. Возле этих жилых помещений мы затем по приказу устроили огневые точки.

Русские все время были на виду у нашего опорного пункта. По ночам они появлялись на юге, утром – на востоке, во второй половине дня – на западе или севере. Через некоторое время у нас закончилась еда и патроны. Большевики перекрыли пути подвоза. Даже танки, наша последняя надежда, не могли добраться до нас. Дорога была сильно заминирована. Два наших танка подорвались на минах и вышли из строя. Кроме неприкосновенного запаса есть было нечего, нельзя было собрать даже горстки зерен. Наши желудки протестовали. С голода приходилось жевать куски убитых лошадей. Наша маленькая кучка была полностью отрезана от внешнего мира и предоставлена собой себе. Ситуация была щекотливой.

Только единственный свет в окошке был у нас. Каждый день, во второй половине, между 14.00 и 15.00, появлялись наши самолеты и сбрасывали для нас еду. Хотя мы растягивали полотнища и запускали ракеты, наши товарищи-летчики частенько закидывали свои замечательные грузы прямо к русским. Считалось удачей, если хотя бы 6-7 «бомб» упадут возле нас.

Центром спокойствия в те тяжелые и критические дни стал наш батальонный адъютант, обер-лейтенант Лугер. Каждое утром он отдавал нам приказы, проводил беседы, обсуждал обстановку и, насколько мог, старался объяснить нам необходимость обороны опорного пункта до последнего патрона. Его поведение и его улыбка, которая не сходила с его лица, придавала новых сил и мужества очень многим, кто уже «повесил нос». Я, который все время был возле него, видел, что его тоже терзают сомнения. Но он этого никогда не показывал.

Когда как-то ночью русские в очередной раз безуспешно атаковали наш опорный пункт, на следующее утро он всем сказал: «Ребята, ночь прошла, но это только полбеды. Когда у нас закончатся патроны, то нам придется пробиваться к соседнему опорному пункту.  До этого момента мы обороняем свои позиции.» И мы их обороняли.

Это было в 15.00 второй половины морозного 10 февраля 1942.

Тишину леса разорвали громкие звуки боя. Большевики незаметно подобрались прямо к нашему опорному пункту и с ближайшей дистанции открыли убийственный огонь. Частично враг уже был между нашими огневыми точками. Не открывая огня, все повываливали из своих ям и, схватив винтовки, автоматы и ручные гранаты, устремились (в основном, ползком) к командному пункту. Обер-лейтенант Лугер опять показал себя на своем месте. Он отдал приказ и указал каждому его место. В ходе тяжелого двухчасового ближнего боя русские были разбиты и грамотно отрезаны.

Когда положение прояснилось, Лугер собрал всех, кто еще оставался, и сказал: «Снова у нас было щекотливое дельце. Но вы опять себя проявили молодцом.»

Новая задача бригады Кёхлинга – закрыть разрыв фронта вдоль шоссе от Любино Поле на юг, - не была решена.

Атаки на Спасскую Полисть становились все мощнее. 12.2 вражеской группе в 100 человек в первый раз удалось войти в поселок. С большим трудом их оттуда выбили. Еще севернее, у Трегубово, начались вражеские попытки прорвать фронт на запад. Они имели явную связь с одновременными атаками с противоположной стороны – от Кривино-Ольховские и вскоре превратили весь «фронт» в «палец». Это были предварительные вражеские мероприятия для наступления с целью захвата Чудово.

За прошедшие дни полковник Кёппель несколько раз посылал радиограммы, стараясь добиться разрешения на эвакуацию опорных пунктов Мостки и Любино Поле. Вместо этого адъютанту бригады, обер-лейтенанту Альбрехту, сам лично полковник Кёхлинг объяснял значение приказа Гитлера на оборону «прочных мест». Также адъютанту было обещано, что вдоль трассы прорвутся наши танки. Действительно, появились танки, которые доставили, прежде всего, медикаменты. На обратном пути на них погрузили тяжелораненых.

Несмотря на это, 11 февраля полковник Кёппель отдал приказ на отход подчиненным ему батальонам. Командиры батальонов не имели понятия про такую самодеятельность. Они облегченно вздохнули и со всей энергией принялись готовиться к эвакуации. Гарнизон Любино Поле (в основном, I-й батальон 377-го полка, I./377), с наступлением темноты прорвался к Мостки, а оттуда – к «ежу» штаба Кёппеля. Батальон Хирте (III./284) из Мостки последовал за ним и около 2.00 12 февраля вышел к КП боевой группы. Отсюда он должен был в качестве аръегарда прикрывать общий отход. Чтобы и не растягивать колонну и не провоцировать на рассвете вражеских атак, гауптманн Хирте попросил разрешения двигаться по параллельной тропе. Никакой точной информации не было, но можно предположить, что части боевой группы Беккера, которые 31 января предприняли последнюю деблокирующую попытку из Спасской Полисти вдоль шоссе, не отступили и продолжали занимать опорные пункты и присоединились к отходу группы батальона I./377. Также точно неизвестно, только предположительно, что группа Штрассника из III-го батальона 3-го полицейско-стрелкового полка находилась при штабе боевой группы Кёппеля и была вставлена качестве охранения на восток. В середине дня эта группа (III./3) появилась недалеко от отм.37,9, а также на идущей на северо-запад просеке вражеского снабжения, где завяла бой, длившийся один час, в котором приняла участие вся группа Кёппеля. Попытка обойти боевую группу Кёппеля у неприятеля не получилась. Тем временем, «Паук» получил подкрепление. Из состава батальона 271-го пехотного полка (его командиром был кавалер Рыцарского креста майор Бёме), с «пальца» южнее Спасской Полисти туда было направлено 18 человек – остатки 2-й роты. Очевидно, для помощи унтер-офицеру Фойгту, который превосходно организовал оборону опорного пункта «Паук», также был прислан лейтенант Фразер из 14-й роты 284-го полка.

О событиях в Мостки и Любино Поле, а также об отходе боевой группы Кёппеля, на опорном пункте «Паук» во второй половине 12 февраля не знали. Бригада сообщила только, что с направления Мостки может появиться один разведдозор под командой унтер-офицера Райманна. Райманн, как и фаненюнкер-унтер-офицер Фойгт, служил в той же 10-й роте батальона Хирте. Также в этом сообщении не было никакой информации о том, что происходит в целом. Поэтому-то на опорном пункте так сильно и удивились, когда вместо ожидаемого разведдозора появилась вся боевая группа Кёппеля в полном составе.

Когда аръегард батальона Хирте в первые часы 12 февраля покидал Мостки, в Любино Поле вошел авангард противника. В то же самое время в 80 км северо-западнее передовые части 2-й ударной армии достигли Новинки.

Вечером все того же богатого на события 12 февраля Мостки и Любино Поле снова стали «прочными местами», но, теперь уже, у противника. Теперь в его руках оказалось все шоссе от Спасской Полисти до Любцы. Теперь он без проблем мог проводить свое снабжение и перемещать войска по просекам между Мясным Бором и Кречно, а также по дороге Ямно-Мостки-Ольховка, соответственно, увеличив их масштабы. Последствия проявились очень быстро.

Бригада Кёхлинга, прежде подчиненная напрямую I армейскому корпусу, в тот же день была переподчинена одной новой боевой группе. Эта боевая группа появилась не только из-за событий 12 февраля, но, в основном, по причине общего развития обстановки. На полковнике Кёхлинге произошедшее тоже не отразилось. К ответу за самоуправство и оставление «прочных мест» был привлечен только полковник Кёппель. Он сразу же был снят с должности, а его место занял майор Бёме.

Новая боевая группа стала называться «группой Хеникке» (Haenicke), она появилась 12 февраля.

 

Группа Хеникке

Обстановка серьезно ухудшилась. 61-я пехотная дивизия своими главными силами занимала фронт на Волхове южнее устья Тигоды. Теперь там был оставлен только усиленный 151-й пехотный полк полковника Франкевица. 12 февраля штабу 61-й пехотной дивизии, вместе с ее командиром, генерал-лейтенантом Хеникке во главе, была подчинена 215-я пехотная дивизия, «бригада Кёхлинга», а также созданная из двух остальных полков 61-й пехотной дивизии «бригада Шайдиза» (Scheidies). Эта бригада Шайдиза находилась на правом фланге группы в районе Ольховка-Сенная Кересть. Там она приняла часть полосы 254-й пехотной дивизии.  Бригада Кёхлинга осталась в «пальце» у «прочного места» Спасская Полисть, на опорных пунктах «Паук» и «SS-Pol.» («Эрбе») и в виде разбросанных дозоров вдоль коммуникации снабжения в сторону Ольховки. Основная масса 61-й пехотной дивизии (бригада Шайдиза) предназначалась для наступательной операции на юг, которая должна была привести к отсечению Волховского котла. Однако этой операции не случилось. Наоборот, бригаде пришлось с большими усилиями отражать участившиеся вражеские атаки. В ожесточенных боях с переменным успехом Ольховка несколько раз переходила из рук в руки.

В составе бригады Кёхлинга, в результате смены командира, вместо прежней боевой группы Кёппеля 13 февраля появилась боевая группа Бёме. После потери опорных пунктов на трассе, значение «Паука» выросло многократно. Он был расширен и дополнительно укреплен. Батальон Хитре (III./284) был выставлен в охранение фронтом на восток, а III-й батальон 3-го полицейского-стрелкового полка – фронтом на запад. Лейтенант Эрбе (11-я рота 3-го полицейского-стрелкового полка СС) продолжил оставаться в своем собственном опорном пункте «Эрбе».

Командиром боевой группы стал майор Бёме, его группа тремя днями позже в качестве «полковой группы Бёме» была подчинена штабу полицейской дивизии СС и генерал-лейтенанту Вюнненбергу, вместе с полковыми группами Арнинга и Кольберга. Задачей этих групп стал захват исходного рубежа для запланированного наступления на юг с целью закрытия котла. Этот исходный рубеж можно было занять и удержать только опираясь на опорный пункт «Паук». Сам «Паук» на тот момент висел на тонкой ниточке с краю сети вражеских просек. Его единственный путь снабжения был перекрыт, его нужно отбивать и оборонять; эта задача также легла на плечи III-го батальона 3-го полицейско-стрелкового полка и гауптманна Форстройтера. С наступлением темноты 18 февраля командир, вместе с частями своего батальона, перешел в атаку в 17.00. Противник был полностью застигнут врасплох, и через полчаса просека оказалась в наших руках без единой потери. Контратаки были отбиты. Снабжение «Паука» было обеспечено.

Оба батальона боевой группы Бёме были одинаково слабыми. В III-м батальоне 3-го полицейского-пехотного полка оставалось 5 офицеров, 26 унтер-офицеров и 61 рядовой. Похожий боевой состав был в батальоне гауптманна Хирте, известном нам III./284 96-й пехотной дивизии. В нем было 5офицеров, 16 унтер-офицеров и 71 рядовой.

После расформирования бригады Кёхлинга (на тот момент уже носившей имя Хипплера), батальон III./3 был временно передан 11-й пехотной дивизии. В ночь на 16.2 с позиций у Пулково был снят еще один батальон полицейской дивизии СС и направлен по трассе маршем в Пулково. Это был III-й батальон 1-го полка (III./1) гауптманна Нойсса который, однако, до цели не дошел, по пути был остановлен и  16.2 брошен в бой против прорвавшегося восточнее Гонгози противника. В начале марта батальон III./1 находился в районе Красной Горки, а 12 марта его командир доложил о своем прибытии вместе с батальоном на командном пункте подполковника Кольберга в районе Приютино. Потом он был практически разбит в «кулаке» (Faust).

Следует отметить, что этот батальон, как и батальон III./3 (в котором гауптманн Форстройтер вскоре передал бразды правления его действующему командиру, майору Рефельдту), до 18 мая действовал вне состава дивизии. Генерал Вюненбург потом писал тогдашнему гауптманну Нойссу в госпиталь относительно его представления к Немецкому кресту в золоте. Такая же награда была вручена и адъютанту батальона III./3 обер-лейтенанту Лугеру после боев у Михалево.

«Я выражаю свою благодарность за прекрасные боевые действия на фронте окружения Ленинграда, а также, особенно, за Ваше блестящее управление войсками на Волхове, где Вы, вместе со своими людьми, сражались в составе чужого соединения, внеся своей обороной существенный вклад в уничтожение противника.

Наша дивизия, благодаря Вашей выдержке и боеготовности, обрела еще больше славы и заслуг».

 

Максимальный размер котла достигнут

12 февраля 1942 батальон Дёрнера все еще был на квартирах в Вырице, а батарея Доттервайха маршировала в направлении Куровицы. По дороге ей поступил приказ от боевой группы Дёрнера: «Батарее еще сегодня необходимо прибыть в Вырицу». Таким образом батарея проделала еще около 40 км через снега и мороз до минус 20. Такая спешка объясняется, если вспомнить, что в то же день противник появился перед Новинкой на линии железной дороги, а направление уго удара было направлено на Сиверскую, сердце армии в 20 км отсюда.

Никаких отчетов о боях боевой группы Дёрнера не осталось. Самое малое что можно сказать, это то, что майор Дёрнер был превосходным солдатом и командиром, его сердце принадлежало солдатом, а те готовы были за ним пойти «в огонь». Все знали, что Дёрнер не давал пустых обещаний, если не знал, что сможет их выполнить. Он всегда шел вперед и в решительные моменты всегда был в передовой роте или даже взводе. Там, где Дёрнер – там победа, - об этом все знали.

Вместе с ним батальон прошел сквозь лед и снег, дни и ночи тяжелых боев, через напор противника у Красной Горки и в итоге пожал руки своим товарищам из 254-й пехотной дивизии, подошедшим с востока.

Батальон Дёрнера выступил маршем по назначенному маршруту с севера на юг вдоль железной дороги от Вырицы через Слудицу на Новинку в ночь на 14 февраля. Приказ на марш одновременно был приказом на наступление. Лежащие в 8 км восточнее железнодорожного перекрестка н.п.Порошки не был пока занят противником. Наступление батальона II./2 началось, очевидно, с зачистки лесного и болотного массива восточнее Новинки, севернее дороги Озеречно-Нестерково. Крупные части противника тогда были в долине р.Оредеж и у деревень Глебово и Савкино. Майор Дёрнер вечером 18 февраля предпринял обходную атаку с юга на Глебово и, не имея никакой поддержки со стороны тяжелого вооружения, 19.2 овладел населенным пунктом. Савкино было взято одновременной атакой с севера (охранная группа Гравенштайна?) и юга (Дёрнер). Не уничтоженные и не попавшие в плен части противника отступили на восток в болотные леса.9-я батарея в это время находилась в состоянии готовности в Вырице и в 20.00 вечером 19.2 получила приказ выдвинуться на Борисово. От железнодорожного перекрестка до центра Ленинграда было всего 80 км. Столько же было на восток до Чудово. А в 80 км северо-восточнее лежал поселок, чье название уже два дня как не оставляло в покое армейский командный пункт в Сиверской, тревожа радистов и телефонистов – Погостье! Это слово было на устах у всех в Сиверской. О долине Оредежа, куда в тот день с севера выступила 9-я батарея, никто не упоминал.

Командование ясно понимало, какая угроза может возникнуть над войсками I армейского корпуса в случае потери Погостья. В течение многих недель оборонительных боев 269-я пехотная дивизия отражала все атаки. Только потом, собрав в кулак все силы, неприятель смог нанести мощный удар в направлении Любани на юг. Его целью было соединение со второй клешней, которая наступала южнее Любани, из котла, и, таким образом, отрезать весь I армейский корпус.

Нашим частям, стоящим или марширующим в долине Оредежа, угрожала гибель. Оживился противник между Красной Горкой и Тигодой. До 19 февраля он находился южнее железной дороги, но потом пробрался через лесные завалы, под прикрытием точных огневых ударов броском преодолел чистое поле, оседлал железнодорожную насыпь, подтянул свои тяжелые пулеметы и смонтированные на санях минометы, посеял ими смерть и разрушение в еще оставшихся наших гнездах сопротивления, сосредоточился на насыпи и вскоре большими и малыми толпами, с криками «Ура!» перешел ее. Когда 19 февраля стало темнеть, целые колонны организованно потянулись через болото Пастелево на север, в сторону Любани. В 35 км западнее 9-я батарея начала свой марш из Вырицы через долину Оредежа на юг, к Борисово. Направления были противоположными. Общим было одно – мороз в 32 градуса.

Когда батарея после трех часов привала в Борисово в 9.00 продолжила свой марш, русские наступали уже целыми полками. Штабы и тыловые службы в Любани начали подготовку к обороне. Командованию армии не осталось иного выбора, как остановить на марше снятые с фронта у Ленинграда и предназначенные для боевого участка южнее Чудово батальоны и развернуть их на новый горячий пункт.

Между тем, батарея достигла Глебово, которое днем ранее без поддержки артиллерии был взят батальоном Дёрнера. 21.2 ему удалось захватить лагеря и бараки юго-восточнее Конечки, на сей раз при успешной поддержке батареи.

 

Боевая группа Йеккельна

В одной телефонограмме 18-й армии от 18.2 было сказано о прибытии воздушным транспортом в L армейский корпус следующих частей:

1. одного батальона Лейбштандарта СС (1000 человек),

2. легиона СС «Норвегия» (1100 человек) и

3. 5 полицейских батальонов (по 600 человек в каждом).

Эти части должны были занять фронт и шаг за шагом сменить следующие войска:

a) полицейскую дивизию СС (со штабом, но без артиллерии и батальона Дёрнера, приданного группе фон Бассе),

b) три других батальона.

Штаб полицейской дивизии СС нужно было вывести самым скорейшим образом.

Для выполнения этого приказа батальон Лейбштандарта был придан 225-й пехотной дивизии, три полицейских батальона – 122-й пехотной дивизии, один полицейский батальон – 121-й пехотной дивизии, один полицейский батальон и добровольческий батальон СС «Норвегия» - 58-й пехотной дивизии.

Полицейско-артиллерийский полк в основной своей массе остался на прежних позициях, был подчинен начальнику артиллерии армии и назначен для совместной работы с 121-й и 58-й пехотными дивизиями.

Полоса обороны полицейской дивизии СС одновременно также была передана 121-й и 58-й пехотным дивизиям.

Из прежних четырех дивизионных полос корпуса было сделано теперь три полосы, а полицейская дивизия СС была выведена с фронта. V-й батальон Лейбштандарта СС попал на фронт окружения Ленинграда под Урицк, где русские приветствовали его появление через громкоговоритель воспоминаниями о Ростове.

Помимо полицейской дивизии СС, для решительных действий на Волховском фронте нужно было снять с фронта под Ленинградом также и 58-ю пехотную дивизию. Поэтому приказом от 17.2 была создана боевая группа Йеккельна (Jeckeln). Она была составлена как раз из тех самых частей, которые были привезены воздушным транспортом с 19 по 24.2 и направлены на фронт под Ленинградом.

Командиром боевой группы стал обергруппенфюрер СС и генерал полиции Фридрих Йеккельн.

В 9.00 4.3 он, вместе со своим штабом, принял прежнюю полосу 58-й пехотной дивизии и, после ее вывода в тот же день, весь участок побережья до Пушкина включительно.

Боевой группе были подчинены:

1. 320-й пехотный полк (три батальона, 212-я пехотная дивизия), 306-й и 121-й полицейские батальоны, 13-я и 14-я роты 320-го пехотного полка;

2. Штаб 409-го пехотного полка (122-я пехотная дивизия), 158-й разведбатальон (58-я пехотная дивизия), V-й батальон Лейбштандарта СС, 56-й и 310-й полицейские батальоны, добровольческий легион «Норвегия», 305-й полицейский батальон;

3. 158-й противотанковый дивизион (два взвода) (58-я пехотная дивизия), часть противотанкового дивизиона полицейской дивизии СС;

4. Два взвода легких и два взвода тяжелых пехотных орудий полицейской дивизии СС, 5 взводов легких и 3 взвода тяжелых пехотных орудий 58-й пехотной дивизии;

5. 158-й артполк (одна легкая и одна тяжелая батареи, 58-я пехотная дивизия), артполк полицейской дивизии СС.

Здесь быстро пошли изменения: участки постоянно менялись, уходили одни и прибывали другие подразделения. Уже 10.3 был выведен батальон III./320, за ним в ближайшие дни последовали батальоны I./320 и II./320. Для их смены прибыл новый полицейский батальон – 102-й резервный. Также прибыли и были размещены на фронте и первые латышские батальоны «Шуцманшафт», вместе с одним батальоном эстонцев.

Начальником оперативного отдела боевой группой Йеккельна стал сначала майор Рефиор, который 14.2 был переведен в ОКХ и передал дела гауптманну Мартике.

Боевая группа Йеккельна существовала до 13.8.1942 и все это время подчинялась L армейскому корпусу.

 

Развитие обстановки в области вклинения

19.2.1942 после передачи своей полосы 121-й и 58-й пехотным дивизиям штаб полицейской дивизии СС был выведен с фронта под Ленинградом и подчинен I армейскому корпусу. Дивизия получила приказ от верховного командования – перекрыть участок вклинения и восстановить связь с XXXVIII армейским корпусом. Для захвата исходного рубежа в 5,5 км юго-восточнее Ольховки и3 км юго-юго-западнее Спасской Полисти, штабу полицейской дивизии СС (который сам был напрямую подчинен группе Хеникке), были починены: полковая группа Кольберга (34 офицера, 177 унтер-офицеров и 773 рядовых), полковая группа Арнинга (13 офицеров, 67 унтер-офицеров и 334 рядовых) и полковая группа Бёме (13 офицеров, 63 унтер-офицера и 252 рядовых).

Полковая группа Бёме (в состав которой входил III-й батальон 3-го полицейско-стрелкового полка) с 25.2 была подчинена полковой группе Арнинга

Предусматривалось, что войска непосредственно самой полицейской дивизии СС также будут принимать участие в захвате исходного рубежа для наступления на юг, обстановка этого не позволила. А имеющихся сил для захвата исходного рубежа было просто недостаточно.

Исходный рубеж для наступления, который нужно было захватить, представлял собой район, обложенный с тех сторон противником, а с тыла подвергавшийся постоянной угрозы со стороны болота Гажьи Сопки. С 16 февраля противник стал пытаться разбить собиравшийся «кулак» ударами с юга. Поперек «кулака» шли немецкие коммуникации снабжения: от Спасской Полисти на Ольховку («дорога Кольберга») и от Глушицы к Сенной Керести для бригады Шайдиза. После того, как попытки противника атаками с востока и запада примерно вдоль последней указанной коммуникации отрезать этот «кулак» вместе с «пальцем» были сорваны, враг сменил направление удара. Из района восточнее Спасской Полисти-Трегубово он отвел свои прежде наступавшие части и бросил их вместе с новыми свежими силами в район южнее болот Градовские южнее Ольховки-Приютино и в Кривинское болото юго-западнее Сенной Керести. Прямо «под нос» группе Кольберга и бригаде Шайдиза.

Когда 24 февраля крупные силы противника прорвались через «дорогу Кольберга» на север, пришлось полностью отказаться от плана занять исходный для наступления на юг рубеж по линии южный край болота Прошкино-пункт 37,8 (опорный пункт «Паук»).

К счастью для всего I армейского корпуса, русские здесь совершили еще одну кардинальную ошибку: они рассеяли свои силы атаковали там и тут, постепенно обескровливая свои войска, не добиваясь при этом решительного успеха.

Для отдельных групп немецких солдат это были тяжелые и кровопролитные бои, когда часто бывало так, что, как только они отбивали первую и вторую русские волны из последних сил, следом шла третья.

24 февраля генерал Вюнненберг расположил свой командный пункт в Приютино. Небольшой штаб при нем и более ничего, что относилось бы к его дивизии. «Совершенно чужие командиры», - как говорилось со вздохом. Однако он знал, что вскоре сможет поменять их на своих.

В целом уже горело так, что не было ни одного соединения, которое сохраняло бы свой изначальный состав в те дни и недели. Подразделения просто останавливались на марше и в ускоренном режиме «временно» бросались в какой-то угол «восстанавливать положение».

На фронте у Ленинграда оставшиеся там подразделения нашей дивизии ожидали транспортировки. Это были батальоны I./1 и II./3, а также собранная из взводов всех трех рот противотанкового дивизиона так называемая «Волховская рота», которой командовал гауптманн Триттель (командир 2-й противотанковой роты). Утром 27 февраля колонна тронулась в путь. После выхода на трассу, она сначала была направлена через Красногвардейск-Выру-Тосно-Ушаки на Любань. Через несколько часов за батальоном I./1 последовал батальон Конопаки (Konopacki) (II./3), а затем и I-й взвод 3-й противотанковой роты. За много дней до этого с фронта был снят батальон Нойсса (III./1), поэтому на фронте под Ленинградом остался только полковой штаб с частями 13-й и 14-й рот. Батальон II./1 Шюмерса был выведен с фронта еще 6.2.

Согласно отчету 9-й батареи, которая была в группе Дёрнера, 27 февраля после 12-часовой атаки было достигнуто продвижение на 4 км. При этом батальон Дёрнера далеко опередил опиравшийся на него слева батальон Графа. В 16.00, после сильной артподготовки была установлена связь с 254-й пехотной дивизией, в результате чего русские у Красной Горки оказались отрезаны от своих частей в «северном котле».

(СХЕМА. Положение перед I армейским корпусом на 22.2.42. Пометки:

-23.2.42 XXXVIII армейский корпус севернее озера Ильмень передан 18-й армии

-25.2.42 I-му армейскому корпусу подчинена группа фон Бассе

-16.2.42 18-й армии подчинена 285-я охранная дивизия

-отмечены номера и направления наступления советских дивизий и бригад)

 

Штаб полицейской дивизии СС принимает южный участок группы Хеникке

Перед лицом удачной вылазки противника 24-25 февраля в болоте Гажьи Сопки командир дивизии принял решение отвести силы полковой группы Кольберга, опираясь с запада на болото Гажьи Сопки на линию 37,0-северный край болото Нижнее-36,1, обеспечивая локтевой стык на юго-восток с правым флангом группы Арнинга. Причиной такого шага был недостаток сил. С его помощью планировалось вернуть контроль над коммуникацией снабжения полковой группы Кольберга и, одновременно, предотвратить возможное отсечение группы Кольберга и удар во фланг полковой группе Арнинга.

В течение второй половины дня в дивизию были направлены один батальон из 425-го пехотного полка (4 офицера, 23 унтер-офицеров и 200 рядовых) и III-й батальон 408-го пехотного полка (7 офицеров, 43 унтер-офицера и 212 рядовых).

В то же самое время, как в 40 км северо-западнее батальон Дёрнера прорвался через русскую оборону у Красной Горки и установил связь с 254-й пехотной дивизией, русские здесь атаковали на север через позиции батальонов группы Кольберга и ударили во фланг бригаде Шайдиза. Оба новых прибывших батальона (121-й и 215-й пехотных дивизий) были брошены генерал-майором Вюненбергом на прикрытие разрезанного западного фланга и разведки поведения противника в болоте Гажьи Сопки.

28.2 основным силам отрезанной группы Кольберга удалось оторваться от противника и большими маршевыми усилиями добраться до Приютино. В течение ночи враг перебросил свои силы через болото Сопки, имея план атаковать Приютино с тыла, а другой частью сил продолжил укрепляться в северной части болота.

Назначенная на 2 марта атака имела целью выйти на линию высота 37,0-северный край болота Нижнее, но решением командующего 18-й армии она была перенесена на 4 марта.

Несколько дней войска наслаждались спокойствием, «кулак» спрятался в улиточную раковину. Были отменены даже местные атаки, враг был оставлен в покое, только велась разведка его поведения разведгруппами. Усики «улитки» постоянно шевелились, вперед, назад, налево и осторожно направо. «Смотри за всем, главное – чтобы тебя не увидели», - так звучало приказание для командиров разведгрупп.

6.3.42 дивизия узнала, что I-й взвод 3-й противотанковой роты действует на участке группы Эндреса в районе Красной Горки-Любани. Наконец, в ночь с 8 на 9.3, в дивизию прибыли 14-я рота 2-го полицейско-стрелкового полка, 2-я рота полицейско-саперного батальона и 2-я рота полицейско-противотанкового дивизиона под командой гауптманна Триттеля (собранная из взводов всех рот противотанкового дивизиона).

Разведгруппы бригад Шайдиза, тем временем, обнаружили сильную оборону противника на северном краю болота. Также было подтверждено предположение, что враг через центр болото перебрасыват крупные силы и снова обнаружено, что снова, как в на прошлой неделе, дорога снабжения от Глушицы до Сенной Керести была перерезана.

3.3.42, после одной задержки, штурмовые группы бригады Шайдиза и боевой группы Кольберга вернули контроль над дорогой снабжения и отрезали части противника севернее нее. 4.3 и 5.3 удалось зачистить северо-восточную часть болота Сопки, а также местность непосредственно западнее Глушицы и Приютино. После успешного боя батальон III./3 был выведен с передовой. Командование над ним снова принял вернувшийся из лазарета майор Рефельдт.

Радиограмма I армейского корпуса (исх.№905) от 5.3.42 в группу Хеникке, полицейскую дивизию СС и 215-ю пехотную дивизию так описывает новую обстановку:

«Полицейская дивизия СС с подчиненной ей группой Арнинга и всеми новыми прибывшими частями с 8.00 6.3 напрямую подчиняется командованию I армейского корпуса.

Задача полка Арнинга остается неизменной. Группа Хеникке для решения своих задач на южном фронте располагает группами Шайдиза и полком Кольберга. Доложить о своих планах и границах.

Граница между группой Хеникке и полицейской дивизией СС: железнодорожный перекресток в 500 м западнее Трегубово-северная оконечность болота Нижнее-южная окраина Ольховки-пункт 37,9 юго-западнее Кречно.

Граница между полицейской дивизией СС и 215-й пехотной дивизией: железнодорожная линия (215). По размещению частей полицейской дивизии СС севернее этой границы все вопросы решать непосредственно между собой.

Подписано: фон Крозигк , начальник оперативного отдела корпуса, №642/42 секретно».

После получения этого письма генерал Вюненберг выразил благодарность солдатам выходящих из состава «дивизии Вюненберга» бригады Шайдиза и полковой группы Кольберга.

(СХЕМА. «Локтевая связь» на болоте Гажьи Сопки, положение на 6.3.42. Заштрихованы районы сосредоточения полицейской дивизии СС.)

 

Вражеская вылазка из Волховского котла на север

Мы покинули поле боя у Красной Горки в 16.00 27 февраля, когда была установлена связь 254-й пехотной дивизии и с батальоном Дёрнера (II./2). Вражеская группировка севернее железной дороги Чудово-Ямбург состояла из двух кавалерийских и одной стрелковой дивизии, которые оказались отрезаны. Тем не менее, натиск из этого фактического «мешка» на север и северо-восток не утихал. Замысел врага был понятен: при любом варианте он стремился таким образом достичь того, что у него не получилось в начале наступления, когда после первоначального успеха на широком фронте. Он споткнулся о трассу между Спасской Полистью и Мясным Бором и не смог в больших масштабах перебросить силы через нее на запад и северо-запад. Ему нужно было выбить позицию на «плече» у Спасской Полисти на трассе Чудово-Новгород и новый заслон с юга на запад. Позиция «плеча» севернее области вклинения была для него постоянной угрозой окружения.

На самом деле здесь был район сосредоточения полицейской дивизии СС (называвшейся «дивизией Вюннеберга») для удара на юг. Командный пункт был расположен в Глушице. Сначала для удержания этого района и занятия исходных рубежей генерал Вюнненберг располагал только силами чужих соединений. Первые собственные части только 6.3 прибыли в район Мал.Опочивалово на грузовиках – это были батальоны I./1 и II./3.

Но сначала вернемся в треугольник между Красной Горкой, Любанью и Залесьем. Здесь были другие части полицейской дивизии СС: батальон Радтке (III./2) и усиленный 11-й батареей II-дивизион полицейско-артиллерийского полка под командой подполковника Бока (Bock). Батальон Дёрнера (II./2) вел бои на железнодорожной насыпи у Горки фронтом на юг, батальон Графа – фронтом на север. В ночь с 27 на 28.2, когда уже появился план отвести эти два обессиленных батальона с горячей точки и перебросить на более спокойную позицию на железной дороге, русские южнее Красной Горки начали наступление, которое 28.2 и 1.3 подпитывалось подходящими с юга новыми крупными силами. Противник планировал на только прорваться на Любань, но и перерезать трассу, чтобы лишить возможности маневра силами, а также соединиться с войсками 54-й армии, которая начиная с средины января наступала с севера в районе Погостье-Шала и атаки которой особенно с 9.3 обрели решительный характер.

(СХЕМА. Наступление у Красной Горки 25-28.2.42, образование северного «мешка». В 16.00 27.2 установлено соединение батальона Дёрнера с 254-й пехотной дивизией. В районе Красной Горки временно вели бои все батальоны полицейской дивизии СС, а, кроме 9-й батареи, несколько недель там находилась «артиллерийская группа Бока»)

Прибывший из Любани батальон Мьерша (Miersch) (I./1) в ночь на 28 февраля остановился на квартирах в Любани. После его выхода на юг, те же самые квартиры должен был занять батальон Конопаки (II./3), который ехал по всей той же трассе Тосно-Чудово. Недалеко от Любани автомашины обогнали марширующие колонны артиллерии II-го дивизиона. От обер-врача доктора Пихлера, который с 24.2 был дивизионным врачом дивизиона Бока, мы знаем, что этот дивизион 28.2 находился в 3 км от Любани на шоссе Ленинград-Москва.

«Русские в одном месте вырвались из своего «мешка» и хотели прорваться к шоссе и отрезать нас. Враг оперировал в 30 км от Красногвардейска в наших тылах. Наша дивизия и 58-я пехотная дивизия (с другой стороны) должны были перекрыть котел, отрезать русских и загнать их в болота. Вместе с одним пехотным батальоном нашей дивизии, несколькими ротами Вермахта, четырьмя танками, одной ротой эстонских добровольцев, несколькими ПТО и зенитками мы составили боевую группу Бока в составе 254-й пехотной дивизии. Совершенно вопреки изначальному приказу наша дивизия действовала не единым целым, а частями.»

В тот же день батареи дивизиона заняли огневые позиции в районе Любани в форме «полукреста», а III-й батальон Радтке из 2-го полка установил заслон на уровне Любани, примерно в 2 км западнее трассы. Задача батальона гласила: немедленно организовать фронт обороны и предотвратить проникновение противника через трассу; высылать разведдозоры для контроля поведения противника. Для этой цели батальону была подчинена рота эстонских добровольцев.

То же самое было и у батальона Мьерша (I./1). Этот батальон был развернут со своей дороги к Вюнненбергу и брошен к Красной Горке. При марше на юг его бойцы все отчетливее слышали шум боя. Наступили сумерки и теперь по осветительным ракетам можно было примерно понять, где проходит фронт. Выгрузка в Сустье Полянка, все шмотки – на лямки. Было немного щекотливо. Раньше такого не было – на грузовиках прямо в выжидательный район!

Батальон вступил в бой в ночь с 28.2 на 1.3. Утром 2.3 командный пункт попал под меткий минометный огонь. Противник бил бризантными минами, которые взрывались, задевая кроны деревьев и очень неудачно усеивая все вокруг осколками. В нескольких сотнях метрах от своего командного пункта, на передовой линии, майор Мьерш получил смертельное ранение. Незадолго перед этим в ходе контрудара по вклинившегося в брешь противнику был убит лейтенант Бук. Ордонанс-офицер, лейтенант Форстер, был тяжело ранен и скончался через два дня в лазарете.

II-й батальон 3-го полка (Конопаки) также оказался в большой беде. Как только он успел закрыть брешь на правом фланге, как его участок оказался разрезан. Помимо с самого начала сражавшегося здесь батальона Дёрнера (II./2) и 9-й батареи Доттервайха, 2 марта в боях у Красной Горки и Любани участвовало еще четыре батальона и четыре батареи дивизии.

4 марта 1942 командир 254-й пехотной дивизии, генерал граф фон Шверин выразил благодарность солдатам подчиненных ему подразделений за их усилия.

Во второй половине дня 5.3 батальон I./1 был сменен и ночью переброшен в Коркино. Этот батальон, вместе с другими сражавшимися здесь батальонами, блестяще выполнил свою задачу, отразил атаки прорывавшегося на север к Любани противника и тем самым устранил угрозу для важнейшей коммуникации снабжения – трассы Ленинград-Чудово.  В дневнике унтер-офицера Хюбнера (штаб батальона I./1) мы можем прочитать: «После смены и марша в тыл, мы неосторожно двигались плотной колонной. Цена этой ошибки была высока: в одном просвете у Красной Горки прямо в нашу маршевую колонну прилетел снаряд – 8 товарищей стали его жертвой. Раненых мы взяли на санях с собой. В эту ужасно холодную ночь мы часами могли наблюдать разнообразное многоцветное северное сияние разной степени интенсивности.»

Пока батальон Менцеля (его еще долго по привычке называли «батальоном Мьерша» искал где расположиться в переполненном войсками Коркино и после восьми дней походной жизни среди снега и льда спал в теплых избах, их товарищи из батальона Конопаки лежали на своих позициях на железнодорожной насыпи и с большой тревогой ждали нового дня. Скажем здесь еще пару слов про майора Мьерша, павшего смертью храбрых. Он был превосходным товарищем и командиром, его очень ценили не только в его батальоне, но и во всей дивизии. Дома он был известен тем, что во время Олимпийских игр 1932 года в Ло-Анжелесе завоевал для Германии серебряную медаль в современном пятиборье.

Батальон Конопаки (Konopacki) (II./3) отбил еще одну атаку и во второй половине 6.3 также был сменен и отправлен маршем на Коркино. Когда он туда прибыл, батальона I./1 там уже не было, он уже убыл в «дивизию Вюнненберга» в Мал.Опочивалао. Батальону II./3 нужно было незамедлительно следовать за ним.

Фронт у Верховье, где стояла 9-я батарея полицейско-артиллерийского полка, 8.3 был неспокойным. В этот же день выше, у Любани, был сменен и выведен с фронта батальон Радтке (III./2). Противник там небольшими силами вышел к трассе, но понес потери от огня артиллерии, а после появления высланных I армейским корпусом танков (2 Pz.II и 5 Pz.III) попытался отступить на юг.  Вечером 9 марта эти танки, согласно приказу I армейского корпуса Ia №634/42 от 6.3, снова были отозваны обратно. Согласно того же приказу, 9.3 основные силы 203-го танкового полка (40 танков) были приданы и подчинены полицейской дивизии СС.

Доктор Пихлер пишет относительно боевой группы Бока:

«Мы обороняли трассу у Любани на трех фронтах и не позволили русским выползти из перемерзших болот. Постоянно нас бомбила их авиация, в первую очередь штурмовики и бомбардировщики. Часть артиллеристов и большинство пехотинцев снова ютились в палатках и снежных норах на морозе в 20 градусов.

Это была специфическая война в болотных лесах и кустарниках разведгруппами: налеты, удары противника и наши контрудары. Наши орудия обстреливали лесные лагеря, выявленные разведчиками и через показания перебежчиков. Дальние лагеря поражались «штуками».

В нашем небольшом, но полностью запечатанном «мешке» было 2-3 русских дивизии, а в большом, но открытом главном котле – 17 вражеских дивизий.»

В записи от 8.3 доктор Пихлер пишет:

«Наш малый «мешок» очищен. Остаткам противника, примерно в 500 человек, удалось ночью проскользнуть между нашими опорными пунктами вдоль железной дороги и уйти в главный котел.

В последние дни русские с воздуха сбрасывали предназначенные для своих окруженных частей продовольствие и еду в основном над нашими передовыми позициями. Огни просто не могли поверить в то, что их ударные дивизии больше не существуют.

После того, как наша боевая группа выполнила свою задачу, мы были сменены.»

Уже 9.3 все предназначенные для наступления южнее Спасской Полисти с целью закрытия котла батальоны были выведены из района Чудово-Красная Горка и направлены в «дивизию Вюнненберга». Также предназначенный для этого батальон Нойсса (III./1) в тот день еще вел тяжелый оборонительный бой в составе 291-й пехотной дивизии («сохатой») и 9.3 участвовал в атаке для возврата железнодорожной насыпи западнее Красной Горки, в ходе которой особенно отличился батальонный врач, ассистент-врач доктор Ханауэр, который вытаскивал и ухаживал за ранеными. 10 марта этот батальон последним из пехотных частей дивизии покинул свой боевой участок, за который стала нести ответственность 291-я пехотная дивизия. На нем осталась только 9-я батарея Доттервайха.

На восточном фланге русского наступления, напротив Любани, был оставлен II-й дивизион полицейско-артиллерийского полка подполковника Бока, чей командный пункт был в Залесье. В него входили: 5-я батарея (Мауэр, потом Бум), 6-я батарея (Шюнеманн) и починенная 6-я батарея 70-го артполка. Собственная 4-я батарея (Брахт) и ранее приданная 11-я батарея (Хофер) занимали прежние позиции севернее железнодорожной линии.

Относительно боев и уничтожения сильной группировки противника в отчете Вермахта за 13.3 было сказано:

«На северном участке Восточного фронта соединения сухопутных войск и Ваффен-СС в многодневных боях уничтожили отрезанную от своих коммуникаций группировку сил противника.»

Сколь много скрывается за этим деловым сообщением! Соединением Ваффен-СС была полицейская дивизия, которая 10 февраля «для продолжения боевых действий была передана в Ваффен-СС».

Перечислим еще раз подразделения полицейской дивизии CC, которые принимали участие в боях на этом участке:

-Батальон II./2 (Дёрнер) с 9-й батареей (Доттервайх); II-й артдивизион (Бок) с 11-й батареей (Хофер); батальоны III./2 (Радтке), I./1 (Мьерш/Менцель), II./3 (Конопаки), III./1 (Нойсс), I./3 (Егерс).

Все эти части, по большей части, двигавшиеся на другие участки фронта, были остановлены по указаниям сверху и брошены в бои, о чем мы уже рассказали уже в достаточной степени.  В заключение можно привести записи из календаря 18-й армии, касающиеся указанного участка:

«19.2-10.3.1942 Вражеская вылазка из Волховского котла на север у Красной Горки и отражение этих сил», и «24.2.1942 Вражеская штурмовая группа достигла трассы северо-западнее Любани (дальнейшее продвижение врага на север)».

Шесть батальонов! В общем числе войск это не так много. Но это много, если знать, что в дивизии было всего только девять батальонов, причем частично с весьма сниженной боеспособностью из-за понесенных потерь и отсутствия пополнения. И это очень много, если знать, что несколькими днями позже, а именно при наступлении для закрытия Волховского котла, в первой линии можно было наступать именно шестью батальонами, и ни одним больше. Все они были из состава полицейской дивизии СС. Появившееся тогда обозначение «усиленная полицейская дивизия» более корректно было бы заменить на «усиленную боевую группу полицейской дивизии СС».

(СХЕМА. Положение на вечер 8.3.42 после отражения русского удара через Красную Горку на Любань)

 

Марш и сосредоточение для наступления усиленной полицейской дивизии СС, 6 марта 1942

В 2.55 ефрейтор Гайгер по телетайпу принял секретное приказание I армейского корпуса №905 и передал его подполковнику Хайльманну.

В 8.00 дивизия перешла в непосредственное подчинение I армейского корпуса.

Бригада Шайдиза и полковая группа Кольберга вернулись в группу Хеникке.

Группа Арнинга осталась в подчинении дивизии, ее задача не изменилась.

Все было серьезно. Как обычно, любая операция начиналась с большой «бумажной войны». Груз этой «войны» в основном лег на гауптманна Блуме.

На входящие запросы давались ответы, в карты ставились дополнительные отметки, корректировались или стирались. Полковник Розе из 609-го артполка извещал о своем визите и хотел знать, когда генерал сможет с ним переговорить. До перерыва на сон нужно было доложить обстановку начальнику штаба I армейского корпуса, барону фон Крозигк. Дивизионный переводчик, обер-лейтенант Мюллер, допрашивал перебежчика из 468-го полка 111-й советской стрелковой дивизии, его, прежде всего, интересовала ее численность. Это был один из тех советских солдат, что отстали от остальных после отхода с дороги Глушица-Сенная Кересть у Корпови-II. Уверенно он еже подтвердил, русские полки имеют численность только батальонов, их снабжение даже в лучшем случае очень ограничено. Один полк 111-й стрелковой дивизии еще остается в болоте Нижнее в 2 км юго-западнее Приютино. Друзья и враги, как и ранее, чувствовали свое присутствие.

Тем временем, командный пункт 3-го полицейско-стрелкового полка сменил свое местоположение с Сенной Керести на Приютино. Кроме III-го батальона, в полковую группу были собраны 13-я и 14-я роты. К этой, запланированной ударной группировке «Запад», также относился батальон Шюмерса (II./1), но он еще был в дороге. Подразделения обитали в «финских палатках». После своего прибытия батальон II./1 сначала был назначен в резерв командира дивизии, вместе с III-м батальоном 505-го полка 291-й пехотной дивизии. Из состава этой же дивизии I-й дивизион 291-го артполка был назначен для совместной работы с артиллерийской подгруппой «Восток».

По трассе на Чудово тем временем ехала одна автоколонна. Это был батальон I./1 Менцеля, который после тяжелых дней боев у Красной Горки великолепно выспался на теплых квартирах в Коркино. Настроение было отличным, все радовались, что скоро встретятся со своими товарищами из других частей полка и дивизии. Об этой поездке нам еще расскажет товарищ Хюбнер.

В этот же день адъютант 203-го танкового полка передал «Приказ по использованию танков» I армейского корпуса. Но важнее всего было распределение войск усиленной полицейской дивизии СС от 7.3.1942:

-Полковой штаб 2-го полка (Фрайтаг);

-батальоны I./1, II./1, III./1;

-батальоны I./2, II./2 (численность в полбатальона)-III./2;

13-я и 14-я роты 2-го полка;

-Полковой штаб 3-го полка (Борхерт);

-батальоны I./3, II./3, III./I.R.505;

-два батальона группы Кольберга и полковой штаб Кольберга;

-полковой штаб Арнинга (24-й полк 21-й пехотной дивизии), подполковник Арнинг;

-батальоны I./287, III./287, III./284 (96-й пехотной дивизии);

-батальоны I./161, III./161 (с 14-й ротой) (81-й пехотной дивизии), 13-я рота 287-го полка (96-й пехотной дивизии);

-Прибывшие (или прибывающие): батальон I./3, 14-я рота 2-го полка, 2-я рота саперного батальона, 2-я рота противотанкового дивизиона (все из полицейской дивизии СС).

Последняя – это так называема «Волховская рота» гауптманна Триттеля, собранная по одному взводу со всех трех рот противотанкового дивизиона. Здесь также они были отделены друг от друга.

Взвод фельдфебеля Фрамбаха (2-я рота) были придан батальону Шюмерса (II./1), два других поехали в группу Фрайтага («Восток»). У нас нет точной даты, когда произошла гибель гауптманна Триттеля и многих других его людей.

Вечером 7.3 появился батальон II./3, занявший бараки у дороги на Приютино. Батальон I./3 расположился в «финских палатках» и большой вкопанной штабной палатке. Только батальон III./3, который не был включен в вышеуказанное расписание, оставался на «спокойном участке» в районе Трегубово, вне полосы дивизии. Его боевой состав с 23.2 (5 офицеров, 26 унтер-офицеров и 61 рядовой) к 28.2 снизился на 5 унтер-офицеров. Во 2-м полку II-й батальон и половина I-го были сведены в один: 1-я, 2-я и 4-я роты батальона I./2 Панньера были переданы в батальон II./2 Дёрнера. Вместе с батальонами III./2 Радтке и I./1 Менцеля они составили ударную группу «Восток» (Фрайтаг), их главной задачей было обеспечения прикрытия на восток, тогда как западная группа должна была постепенно наступать на юг.

Теперь вспомним про воспоминания товарища Хюбнера относительно поездки батальона I./1:

«Город Чудово произвел на нас безрадостное впечатление – здесь шли жестокие бои, а может опустошительно поработала авиация. Без остановки мы проехали по окраинам это растянутого населенного пункта дальше по трассе Чудово-Новгород до Мал.Опочивалово. Несмотря на то, что от трассы до места назначения осталось всего несколько километров, машины дальше не поехали, так как могли попасть в зону видимости противника. Вот так, выгрузив с машин и погрузив на ручные сани все свои вещи и вооружение, мы пешком преодолели оставшиеся километры до Глушицы. Сани были загружены столь тяжело, что, несмотря на мороз, под теплым бельем и шинелями по нам струился пот. Мы обошли стороной пересечение железной дороги и трассы и, примерно через тысячу метров, достигли своей цели. Дорожное информирование было организовано плохо, на перекрестке у первых домов скопились целые караваны; мы сначала вообще подумали, что нам указали неправильное направление. Но потом мы все же нашли свои квартиры. Условия здесь были еще более плотными, чем в Коркино, но все равно с благодарностью думали о наших квартирмейстерах, которые все-таки умудрились отыскать для нас свободный угол. Группа посыльных заняла одну комнатушку и все тут же, плотно, как селедки в бочке, без особой подготовки завалились спать. К счастью, этим вечером для посыльных работы не было.

Спокойно проведя ночь и хорошо выспавшись, утром 7.3 мы продолжили марш, освободив квартиры для новых, следующих за нами, частей. Нам нужно было занять один лесной лагерь недалеко от поселка. Командир и адъютант батальона, вместе с рекогносцировочной командой уже убыли на этот бивак. После выхода на место весь личный состав был разделен на команды по протаптыванию дорожек и расчистки мест для палаток, в которых мы должны были жить, после чего все принялись за работу. Палатки нужно было установить днем, а к ночи весь лагерь уже должен был быть полностью готов. Офицеры батальона, вместе с несколькими штабными служащими, пока еще оставались в Глушице. До второй половины дня мы напрасно ждали палатки. Время шло, и никто не мог обещать, что палатки вообще прибудут. Посыльные решили снова соорудить навес из плащ-накидок, тем более что уже смеркалось. Получилась длинная палатка на 12 мест с двумя входами и двумя печками. Дело было сделано с учетом всего накопленного нашего опыта. Когда уже все было готово и печки начали понемногу давать тепло, привезли палатки. Другие наши товарищи, у которых не было такого опыта, как у посыльных, могли провозиться с их установкой всю ночь. Объединенными силами, несмотря на мрак и мороз, палатки были быстро установлены. Штабные палатки были реально гораздо просторнее, чем деревянные избы у 254-й пехотной дивизии. Кроме того, они были переносными и лучше сохраняли тепло.»

Приближались сроки назначенного наступления. Во второй половине дня 8 марта в батальоны был передан «Дивизионный приказ на подготовку к наступлению» (SS-Pol.Div. Ia №244/429 от 8.3.42). В нем было 10 машинописных страниц и 30 пунктов. С точки зрения правил отдачи боевых приказ, он был чрезмерно длинным, но зато по своему содержанию он давал четкое понимание, что нужно делать. Каждый солдат в ударных группировках должен был услышать его пункт за пунктом. Нужно было установить соединение с наступающей с юга, с участка XXXVIII армейского корпуса, вдоль трассы Новгород-Чудово и дороги Земтицы-Теремец Курляндский, 58-й пехотной дивизией примерно на линии северная окраина Мостки-бараки у отм.39,8 (5 км западнее Мостки). Группа Хеникке оставалась прикрывать восточный и западный фланги и в первый день наступления должна была провести несколько ложных атак.

В качестве линий разграничения были установлены:

a) справа (с группой Хеникке): железнодорожный переезд в 500 м западнее Трегубово-северо-западный край болота Нижнее-западный край болота Аполевский-западный край болота Михайловские;

b) в середине (между западной и восточной ударными группами): поворот дороги в 2 км северо-западнее церкви в Спасской Полисти-пересечение координат 12/33-конец просеки в 2 км северо-западнее Мостки-устье ручья в 2,5 км западнее южной окраины Любино Поле;

с) слева (c 215-й пехотной дивизией): железнодорожная линия на юг до домика обходчика в 2,5 км южнее Спасской Полисти (железная дорога за 215-й пд)-северо-восточный угол болота Яменский.

Также в этом приказе было сказано:

«Правофланговая ударная группа Борхерта выступает из района отм.37,8 примерно по ходу идущей на юго-запад просеки, с помощью одного орудия убирает завал в районе перекрестка просек в 1 км юго-западнее отм.37,8 (1-я цель атаки) и оттуда своими частями пытается соединиться с соседом слева.»

После выхода на перекресток просек дальнейшее наступление должно было вестись в направлении северо-западного края большого просвета в лесу с бараками (2-я цель атаки). Вероятный лесной лагерь противника южнее перекрестка просек нужно было, по обстановке, иди уничтожить, или блокировать. Далее снова искать соединение с соседом слева.

Левофланговая ударная группа Фрайтага должна была начать наступление из района опорного пункта в 1 км восточнее отм.37,8 в общем южном направлении; при этом предусматривалось вести огонь не по фронту южнее Спасской Полисти, а по району восточнее шоссе. Идущая от отм.37,8 на юго-восток просека должна была быть захвачена ударом части сил в тыл противнику, а предполагаемый в 500 м юго-восточнее отм.37,8 вражеский лагерь – уничтожен. В районе поворота просеки в 1200 м юго-юго-восточнее отм.37,8 нужно было искать соединение с соседом справа.

В случае слабого вражеского сопротивления нужно было как можно скорее продвинуться на местности. Также планировалось прекращать наступательные действия ежедневно в 16.30, чтобы войска еще засветло могли перейти к обороне и расположиться на ночь.

Также в этом приказе были точно обозначены задачи артиллерии и саперов. Особенное внимание обращалось на маскировку и сохранение секретности. Появление частей полицейской дивизии СС должно было выглядеть как ротация войск.

В дивизионном приказе также была дана картина положения противника, которую нужно передать в полном объеме, чтобы оценить работу отдела разведки (Ic):

«1. Противник снял дополнительные дивизии с фронта на Волхове и передал во 2-ю ударную армию, поэтому теперь перед полосой соседа слева находятся только две стрелковых дивизии (377-я и 92-я) и 25-я стрелковая бригада. Остановка восточнее Спасской Полисти пока точно неизвестна. Следует ожидать некоторого усиления войск противника западнее шоссе в течение 3-4 дней после начала наступления, так как у противника еще имеется возможность снимать с ближайшего фронта на Волхове отдельные части.

О вражеских резервах восточнее Волхова ничего не известно. После того, как удалось перехватить направленный на Чудово удар, противник на этом участке перешел к обороне и высвободил силы для атаки на участке Любцы-Спасская Полисть.

2. Новое распределение сил противника в полосе полицейской дивизии СС:

a) южнее Спасской Полисти - 382-я стрелковая дивизия (1265-й и 1269-й стрелковые полки). Обнаруженный 20.2.42 в отм.37,8 1267-й стрелковый полк убыл в направлении юго-восточнее Глубочки;

b) юго-западнее Спасской Полисти – 165-й лыжный батальон (в последний раз установлен через документы одного из убитых 3.3.42);

с) западнее Спасской Полисти – 374-я стрелковая дивизия (1242-й и 1246-й стрелковые полки). 1244-й полк остался на прежнем боевом участке юго-восточнее Никольское;

d) северо-западнее Острова – 378-я стрелковая дивизия (1254-й и 1258-й стрелковые полки). 1258-й полк был перед полосой дивизии ранее, 1254-й полк обнаружен 7.3 через показания пленных. В составе этого полка есть один минометный батальон. Других подробностей нет;

e) севернее и южнее тупика дороги – части 111-й стрелковой дивизии (399-й стрелковый полк). В боях последних дней дивизия понесла большие потери.»

Одновременно с дивизионным приказом от 8.3.42 по списку получателей «С» (121 копия) был издан следующий приказ:

«Полицейская дивизия СС, командир

Дивизионный КП  8.3.42

Личным приказом фюрера дивизии была поставлена задача – совершить прорыв, отрезать от тыловых коммуникаций и обеспечить уничтожение группировки противника, которая с целью деблокирования большевистской тверды Ленинграда глубоко вклинилась в немецкие тылы на Волхове. Эта задача предъявляет самые высокие требования командирам и бойцам. Фюрер ждет от дивизии больших результатов. Дивизия должна оправдать доверие фюрера.

Вюннеберг

Ia №204/42 Дивизионный КП  8.3.42

Данный приказ довести до всех командиров и солдат, после прочтения – уничтожить.

За командира дивизии – начальник оперативного отдела Хайльманн»

9.3 предварительный боевой приказ на наступление обсуждался в полковых штабах, изучались карты, велась рекогносцировка районов развертывания, на совещание были вызваны батальонные командиры. Еще тем же вечером стало известно, что назначенное на 10 марта наступление перенесено на 24 часа. Потом погода снова внесла свои коррективы и поэтому «усиленная полицейская дивизия СС» перешла в наступление только 15 марта 1942.

Посмотрим, что написано в отчете командира дивизии по поводу марша и подготовки к наступлению:

«В 11.00 7.3.42 командир корпуса, генерал кавалерии Клеффель, прибыл на совещание на дивизионный командный пункт в Глушицу.

Задачи усиленной полицейской дивизии СС:

a) Дивизия переходит в наступление западнее трассы Ленинград-Новгород и устанавливает соединение с наступающей с юга 58-й пехотной дивизией (северный фланг XXXVIII армейского корпуса);

b) Днем и временем начала наступления для58-й пехотной дивизии назначается 9.3.42, для полицейской дивизии СС – 8.00 10.3.42. В случае переноса срока наступления на 9.3, дневные цели дивизии буду изменены.

Влияние погоды в последние дни, низкая температура до минус 30 градусов и глубокие снега крайне затруднили марши и подвоз боеприпасов и снабжения. Немногие имевшиеся в распоряжении дороги снабжения не были пригодны для передвижения войск. 9.3.42 дивизионный КП был перемещен в лесной лагерь в 3 км северо-западнее Спасской Полисти.

Сильные снегопады 10.3 сделали невозможным использование Люфтваффе; наступление было перенесено.

Угроза на западном фланге дивизии становилась все серьезнее. 11.3.42 русские крупными силами снова пробились через дорогу снабжения Глушица-Сенная Кересть. 14.3.42 русские появились напротив трассы северо-западнее Глушицы. Из-за этого основное снабжение дивизии оказалось в опасности.»

В этот отчете еще раз описывается распределение сил дивизии для наступления. Снова необходимо упомянуть, что все перечисленные там ударные батальоны, перед тем как принять участие в наступлении, днями и неделями не выходили из жестоких боев. С учетом этого обстоятельства результаты дивизии и через много-много лет не перестают вызывать удивление. Когда в 1957 году около 700 выживших товарищей из состава полицейской дивизии СС собрались на встречу в первый раз, они пригласили на нее и бывшего командира I армейского корпуса, генерала кавалерии в отставке Клеффеля. К сожалению, генерал Клеффель по состоянию здоровья не смог появиться, но он написал письмо:

«Вы доставили мне огромную радость своими теплыми словами, напомнив про наше боевое товарищество у Ленинграда, озера Ладога и в особенно тяжелых боях в Волховском котле и «кишке» южнее Чудово.

Я помню Вашу дивизию. С огромной благодарностью я вспоминаю чувство абсолютной надежности, которая она дарила корпусному командованию, мне и моим начальникам штаба Шперлю и фон Крозигку. Я хотел бы сказать про это на встрече, на которую меня пригласили. Прошу Вас передать эти слова собравшимся боевым товарищам. Мои мысли будут с Вами.»

Выжившие из полицейской дивизии СС с большой радостью приняли эту благодарность от своего бывшего командира корпуса. Хоть они и относились к Ваффен-СС, но они были такими же солдатами, как и все прочие, прошедшие через Волхов.

 

Начало оборонительных боев в «Погостьинском мешке», 9 марта 1942

Бои в районе Погостье-Шала разгорелись с самого начала сражения на Волхове, также с 13 января 1942. На всем фронте между Кириши и Ладогой 54-я советская армия тревожила своими атаками разной силы расположенные здесь немецкие дивизии. В районе железной дороги Кириши-Шала-Погостье обозначился в целом значительный пункт сосредоточения усилий и советская цель – ударом отсюда клешней с севера установить соединение у Любани с частями 2-й ударной армии, наступавшими из котла.

Фактически сражение в «Погостьинском мешке» началось 9 марта 1942. Для этого «малого решения» русские собрали в районе Шала и Погостье 12 дивизий с примерно 200 танками Т-34. Угроза для 18-й армии в ближайшие недели здесь была весьма серьезной.

Сначала противник с сильной танковой поддержкой смог совершить вклинение между Шала и станцией Погостье в направлении «мерседесовской звезды» (Mercedesstern). Кроме «позиционной» 269-й пехотной дивизии, бои на железнодорожной линии также вели батальоны 96-й пехотной дивизии, понесшие при отражении атак превосходящего противника большие потери. Этот участок был правым флангом XXVIII армейского корпуса. Потом в бои сюда были направлены очередные батальоны 96-й пехотной дивизии.

Получившееся вклинение было расширено и превращено врагом, с помощью танков, в прорыв в направлении Кондуя-Сенино.

16 марта из батальонов 269-й и 96-й пехотных дивизий была составлена «группа Шеде» (Schede), которую затем 19 марта опять расформировали. Одновременно на этот участок перебрасывались новые и переформировывались прежние подразделения 96-й пехотной дивизии, а дивизия, соседняя слева с 269-й пехотной дивизией, приняла участок юго-западнее, западнее и северо-западнее Погостья до Лодвы.

К развитию обстановки у Погостья мы еще вернемся. Четырьмя неделями позже, 16 апреля 1942, II-й дивизион полицейского-артиллерийского полка подполковника Бока был выведен из района Залесье-Мал.Бронница и брошен в бой на южном краю «Погостьинского мешка», там, где враг ближе всего подошел к Любани.

У Красной Горки, на противоположном от Погостья полюсе, противник также еще не был разбит. Уничтожение его дивизий южнее Любани никак не изменило его планов по поводу прорыва на север и установления соединения с наступающей с севера от Погостья армией, чей прорыв ожидался красным командованием ежедневно и чуть ли не ежечасно.

В то время, как 9-я батарея полицейско-артиллерийского полка еще занимала позиции южнее Глубочко и н.п.Верховье, батальон III./1 гауптманна Нойсса 10 марта покинул этот участок фронта и в Приютино присоединился к остальной части дивизии. В записях 9-й батареи от 9 марта 1942 сказано:

«В темноте противник снова сосредоточился на правофланговом ротном участке II-го батальона 505-го полка (II./505) и рано утром перешел в атаку. Ему удалось временно вклиниться в немецкие позиции. Сосредоточенным огнем дивизиона, который корректировался лейтенантом Бером (Behr), и решительным контрударом пехоты линия фронта была восстановлена. На наших позициях и перед ними осталось лежать 25 русских.»

 

Положение в Глушице-Приютино в ходе сосредоточения для наступления

Обратимся к последнему абзацу в отчете дивизионного командира:

«Угроза на западном фланге дивизии становилась все серьезнее. 11.3.42 русские снова крупными силами пробились через дорогу снабжения Глушица-Сенная Кересть. В течение 14.3.42 русские появились напротив трассы северо-западнее Глушицы. Таким образом, основное снабжение дивизии оказалось под угрозой.»

Чтобы понять, что именно означают эти слова, нужно еще раз рассмотреть общую обстановку и понять, что в это время года господствовала русская зима с многодневными снегопадами и морозом до 30 градусов. Кто пережил это – никогда не забудет.

В то время, как ударные батальоны сосредотачивались и собирались по условному сигналу выдвинуться на юг и занять там исходный рубеж для наступления, в их тылах появилась гибельная угроза.

11.3 русские из болота Гажьи Сопки снова крупными силами пересекли дорогу Глушица-Сенная Кересть в северо-восточном направлении. Точно в центре это коммуникации длиной около 10 км они устроили большой опорный пункт с протянутым севернее заслоном. Русские также прорвались в первой четверти этой дороги, в 2,5 км северо-западнее Глушицы, и повернули на северо-восток, в направлении трассы у или южнее Опочивалово. Из глубины болот оба прорыва, в центре и первой четверти, постоянно получали подкрепления.

Приютино лежало всего в 3 км южнее места прорыва. Вокруг Приютино расположились огневые позиции артиллерии, предназначенной для поддержки наступления – артиллерийская подгруппа «Восток» во главе с 609-м полковым моторизованным артиллерийским штабом специального назначения (Stab Art.Rgt.609 (mot.) z.b.V.)

«Фронт» фактически теперь пролегал от Опочивалово через Глушицу-Приютино, где в 1 км южнее находились позиции группы Кольберга: пункт 36,1 (на дороге снабжения Спасская Полисть-Ольховка)-еще 2 км вдоль Глушицы-затем на юг и вокруг «Паука» на восток, а оттуда – к Спасской Полисти. За исключением западного вклинения между Глушицей и Приютино в районе огневых позиций, они были оборудованы как единая заградительная позиция в 5 км западнее трассы для прикрытия «рукава». В этом рукаве находились районы сосредоточения: севернее, между Приютино и Трегубово (3-й полк), и южнее, в середине, между Глушицей и Овинец/Коляшка на трассе (2-й полк). Южнее всех в лесном лагере на «дороге Кольберга» находился дивизионный штаб.

Несмотря на «удар в затылок», никто, от командующего 18-й армии до последнего командира отделения, даже и не думал об отходе. Все ждали только улучшения погоды и условного сигнала для перехода в наступление на юг, прямо в гущу противника!

Гауптманн Нойсс явился доложить о своем появлении подполковнику Кольбергу, командиру боевой группы своего имени. Было 12 марта. Его батальон был размещен на ночь в многочисленных лесных лагерях. Гауптманн Нойсс считал обстановку щекотливой, у него было просто чутье на это. Вокруг происходило какое-то «свинство». Конкретных деталей он не знал, но кое-какую информацию получал во время дороги от своих посыльных и командиров рот.

Когда он вернулся к напряженно ждавшим его своим командирам, то сказал им не меньше следующего: «Ох, мои господа из Ваффен-СС! У нас лучше питание, лучше вооружение и больше оклады. За это мы теперь будем затычкой в любой горящей дыре!» Громкий смех. Только теперь гауптманн Нойсс повторил слова, которые ему и его адъютанту только что сообщили в боевой группе. (Нойсс позже говорил про это: «Нам очень часто приходилось преодолевать предрассудки и совершенно ложное и неправильное мнение о себе со стороны товарищей из сухопутных сил.» К чести подполковника Коьберга, стоит сказать, что он всегда говорил, что был полностью удовлетворен боевой работой этого батальона Ваффен-СС в последующие недели и по этой причине сделал представление командиру 254-й пехотной дивизии, генералу фон Шверину, на награждение командира батальона Немецким крестом в золоте и четырех его военнослужащих Железными крестами I и II классов. Успешная боевая работа сыграла свою роль и сломала любые предрассудки).

Обратимся к боевому отчету командира батальона:

«Батальон был брошен против вражеских лесных позиций в 3 км северо-западнее Глушицы, чтобы взять их в ходе атаки. Потом ему нужно было продвинуться в направлении на север-северо-запад и установить прочную связь с наступавшим там немецким подразделением. В процессе концентрического выполнения этой задачи батальон был совершенно обессилен.

13 марта из-за ранения выбыл из строя командир 9-й роты, гауптманн Шульц. 14 марта были убиты обер-лейтенанты Хесс, Экль и лейтенант Диршус, обер-лейтенант Реманн и оейтенант Набер получили тяжелые ранения.

Я, командир батальона, остался единственным офицером. Роты управлялись фельдфебелями и унтер-офицерами!

В деревне Приютино, где стояли обозы, в ходе тяжелых боев следующих недель выросло целое наше кладбище.

Вытащенные раненые первое время лежали без палаток, без печек, только в примитивных ямах из снега, при температуре минус 30-40 градусов. Это была катастрофа. Особенного упоминания заслуживает самоотверженная работа нашего ассистент-врача доктора Ханауэра! Только благодаря ему многие раненые выжили и были переправлены на главный перевязочный пункт. Во время посещения боевого участка батальона Нойсса был убит полковник и кавалер Дубовых Листьев Шайдиз.

Батальон, подчиняясь различным соединениям, служил «затычкой», одолженной Вермахтом, до самого конца Волховского сражения. Только после этого он получил пополнение и в июне вернулся в свою дивизию».

27 марта 1942 генерал-лейтенант Хеникке передал командование над 61-й пехотной дивизией полковнику Шайдизу. Далее цитируем историю 61-й пехотной дивизии доктора В.Хубатша: «31 марта ко всеобщей радости трасса Глушица-Сенная Кересть была отбита, а одна группа противника отрезана. Во время атаки на нее западнее Глушицы, 7 апреля, полковник Шайдиз был убит. После него дивизию временно принял полковник Франкевиц, замененный на Волховском участке полковником Шэппфером (377-й полк 225-й пехотной дивизии), а с 15 апреля командование над 61-й пехотной дивизией было передано генерал-майору Хюхнеру. Он продолжил, по примеру полковника Шайдиза, вести наступательные действия с большой энергией и осмотрительностью, и 23 апреля группировка противника севернее Глушицы была уничтожена.»

(Схема. Положение на 14.3.42. Угроза с фланга и тыла. Двойными кружками отмечены вражеские опорные пункты и лагеря. У группы Кольберга на север наступают батальон Нойсса (III./1), 3-я рота 505-го саперного батальона и огнеметные отделения 21-го саперного батальона).